На сей раз отвечает не компьютер, а приятный женский голос.
– Я хотел бы с Сережей поговорить...
– Извините, это не его номер. Он здесь больше не бывает...
– А вы кто? – спрашивает Ангел.
– Я? Знакомая... Бывшая. Всего хорошего...
Ангел долго слушает короткие гудки, наконец, складывает трубку. И тут же трубка сама дает о себе знать. Он смотрит на мониторчик с надеждой, что это звонит сын или хотя бы та женщина, с которой он только что разговаривал, желает сообщить, где и как Сережу можно найти, но это, оказывается, Басаргин.
– Как дела, Алексей?
А голос настороженный, словно боится проявить небрежность в теме, которая может больно отдаваться в сердце сослуживца. Ангел не любит такого тона по отношению к себе. Он сам человек жесткий и всегда хочет, чтобы с ним разговаривали жестко, напрямую.
– Ремонт в полном разгаре.
Басаргин вздыхает:
– Прерваться можешь?
– Есть необходимость?
– Да. Приезжай...
– Еду...
Он говорит это даже радостно, потому как уже сам пожалел, что отослал Пулата. Все-таки при общении не лезут в голову мысли о том, чего не можешь знать. Предположения тем и чреваты, что они всегда стремятся к крайним ситуациям, хотя в действительности никаких крайностей может и не быть. Все в итоге оказывается просто, а ты терзаешь себя загодя, представляя самое худшее.
* * *
К своему удивлению, Ангел застает в офисе всю команду в сборе. Даже Пулат отправился, оказывается, не на вокзал, а в свое любимое глубокое кресло рядом с входной дверью, где Александра постоянно кладет несколько свежих журналов из мира искусства – чтобы Пулату было что полистать. Любит он журналы, которые надо только листать, но не читать, и все об этом знают.
– Что-то случилось? – спрашивает Ангел.
– Прочитай для начала вот это... – Басаргин протягивает ему тот лист принтерной распечатки, что он зачитывал по телефону генералу Астахову. Ангел садится за стол, на привычное место Тобако, и включает настольную лампу. Но не потому, что на улице стало темнеть, хотя и в самом деле вечерний сумрак уже начинает мягко сгущаться, а потому, что включенная лампа создает магический круг. Даже днем, когда читаешь какой-то документ под светом настольной лампы, этот круг очерчивает пространство твоего внимания и отгораживает от всего остального.
Отложив прочитанный лист, Ангел вздыхает:
– Пока это только подозрения. Доказательств его вины я не вижу.
Он серьезен и категоричен. Он готов сейчас защищать сына от чужих слов и от собственных мыслей, потому что знает, больше некому того защищать. И готов делать это до тех пор, пока не убедится в своей неправоте. Однако никто и не настаивает на вине Сергея.
