– Только уничтожить… – капитан Латиф постарался быть предельно конкретным, пытаясь совладать со своим неуверенным голосом, но это у него получалось плохо. – Только… Захват этого человека в плен может иметь непредсказуемые последствия в любом населенном пункте страны, вплоть до столицы. Вам, русским, этого не понять…
– Товарищ полковник, – Солоухин сдержанно кивнул на полковника Рауха, – по национальности немец. Может, он поймет. Немцы понятливые…
Капитан не понял по интонации, что над ним горько насмехаются.
– Нет… И немцу тоже этого не понять… Ни европейцу, ни американцу… Это может понять только восточный человек…
– Что вам или нам сделал этот имам? – со своим командованием Солоухин, естественно, не посмел бы так разговаривать. Он всегда был хорошим служакой и дисциплинированным офицером и прекрасно сознавал, что такое приказ. И потому, получив приказ, вопросов не задавал. Когда же установку на операцию давал афганец, к тому же званием ниже его, майор мог себе это позволить и мог даже неодобрение показать.
– Он делает очень много и вам, и нам. Он благословляет душманов на продолжение войны. И его благословения значат больше, чем длительная агитационная кампания правительства… Голос слишком авторитетный, чтобы с ним не считаться…
– Ну и что? Мало ли на свете имамов, которые благословляют эту войну. С той и с другой стороны…
– Дело в том, что он, – Латиф на несколько секунд задумался, прежде чем продолжить, и продолжил с натугой, словно пересиливая себя, – считается у нас живым святым…
– Еще не легче! А из нас пытаются сделать «понтиев пилатов»…
Латиф не понял фразу и продолжил объяснять:
– Слова имама Мураки слушаются все полевые командиры. Если он скажет, что какой-то командир действует не по воле Аллаха, этого командира застрелят его же охранники. Сразу и без раздумий… ХАД[1] очень долго искал следы Мураки. И нашел, наконец… Имам жил в пещерах на границе с Пакистаном. В провинции Кунар… Там пуштуны близко никого не подпускали… Они бы сами умерли, но не дали никому прикоснуться к имаму…
– Что-то я про него слышал, – майор Солоухин попытался вспомнить. – Кажется, он очень старый… Так?
– По каким-то источникам имаму Мураки около ста семидесяти лет, хотя в официальной справке обозначен возраст около ста лет. Без уточнения… Когда человек родился и вырос в горах, далеко от городов, точный возраст узнать трудно. Но есть и легенды, которые говорят, что ему далеко за двести, а легенды всегда более живучи, чем официальные документы. И это придает имаму больше авторитета. У нас уважают тех, кто пережил обычную старость…
