И поставил жирную красную птичку на полях. Я уже знала, что в экзаменационных работах учителя подставляют запятые синими чернилами. Сейчас я думаю, что это правильно. Если в меру, конечно. Если не для себя. Потому что одна запятая - чепуха, а она может решить судьбу ученика. Особенно тогда могла: с медалью в вуз поступали без экзаменов. Он не думал об этом.
С его уроков я уходила разбитая. "Никогда, никогда не смогу приблизиться к этому, - думала я. - Никогда, никогда мне не стать настоящей учительницей..."
Я много раз пыталась повторять в классе то, что делал Он. Выходило глупо и скучно. Через много лет молодые учительницы пытались повторять то, что делала я, - у них тоже ничего не получалось. Это как в любви - нужно быть самим собой. Только самим собой - до конца.
Когда нас всех стали заставлять работать по липецкому методу, Меттер ушел из школы в вуз - учить русскому языку иностранцев. Он не мог перестроиться - у него был свой метод, не липецкий. Может быть, годный только для него одного. Но мальчишки-семиклассники оплакивали его уход.
Никто не знал, что мы встречаемся вне школы. Он был суров со мной. К нам прислали еще одну молодую учительницу - ученики на нее жаловались: плохо преподает, неграмотно пишет на доске, путает причастие с деепричастием. Меттер устроил экзамен нам обеим: мы писали диктовку и разбирали предложения. Он волновался за меня, но не сказал мне заранее ни слова экзамен был для меня неожиданностью. Когда я его выдержала, Он за спиной папы Карло погладил меня по голове.
Восьмого марта в школе был учительский вечер. Я не знала тогда, что во всех школах всегда бывают учительские вечера на Восьмое марта. Я привезла из дома посуду и наслаждалась видом Медникова, резавшего колбасу. Мы выпили, и папа Карло был тихий, спокойный. Меттер, отставив палку, пригласил меня танцевать. Он сказал, что я расту, и он надеется... он даже уверен, что я буду хорошо преподавать. Учительский вечер казался мне сказочным балом. Я была счастлива.
МОЯ МИЛИЦИЯ
Первые два месяца я работала в непрестанном страхе: Иван Федорович - с одной стороны, Нейдлина - с другой, не давали мне опомниться. Я не понимала, что делаю хорошо, что плохо; не знала, как и что менять в своих уроках.
После Восьмого марта я немножко укрепилась. Ученики подарили мне синюю фарфоровую вазу - она до сих пор стоит на моем столе. Я не знала, как поступить: подарок принесли домой, когда нас не было: состоялся очередной общий выезд к свекрови. Подарок приняла Маруся.
