– Не знаю, что и сказать тебе, Машка, – тихо начала Дубровина, поправляя сползающий с плеч белый халат. – Теперь все зависит от Сергея.
– Ты права, – Марина всхлипнула и по-детски заплакала, уткнувшись в подушку. Она свернулась клубочком и стала похожа на маленькую девочку, которая боится рассказать правду о своем некрасивом поступке. Она страшится наказания и не находит утешения в слезах. А они все бегут, и это спасение, потому что в такие минуты хотя бы говорить ничего не нужно.
– Что за сырость? Привет всем.
Голос Незванова раздался неожиданно. Даша вскочила, чувствуя, как лицо ее краснеет. Она знала, что всегда выглядит ужасно с этими красными пятнами, разбросанными по щекам, шее. Но Сергей приветливо смотрел то на нее, то на вытирающую глаза Марину. Судя по всему, он не разговаривал с врачом.
– Привет, Сережа, – Даша протянула руку, продолжая сжимать в другой шелестящий кулек.
– Как дела, Дашуня? – он участливо посмотрел на нее. Казалось, его сейчас больше беспокоит ее состояние, нежели Маринкино. Он всегда все делал от души.
– Нормально, – поглядывая на Марину, улыбнулась Даша. Она знала, что у нее дрожат уголки рта и это тоже выдает волнение.
– Ты что вскочила? Я помешал?
– Нет, что ты. Я уже собиралась идти, – солгала Даша. Наконец она положила кулек на тумбочку и сказала Марине: – Я зайду завтра во второй половине дня.
– Спасибо, Даш, – Марина протянула руку и почувствовала, как горячая ладонь приняла ее ледяные пальцы. Потом Дубровина наклонилась и поцеловала ее в соленую щеку. – Спасибо, Дашенька.
– До завтра.
Дубровина вышла из палаты, стараясь не стучать каблуками своих зимних сапог. Она бросила быстрый взгляд на занявшего ее место Сергея и мысленно попросила Всевышнего послать ему понимания, мудрости и всепрощения. Она плотно прикрыла за собой дверь и на мгновение застыла, не решаясь бросить дверную ручку. Дубровина пожелала подруге удачи, нужных слов, уверенности и готовности принять любое решение Сергея.
– Господи, помоги им, – Даша даже перекрестилась быстро и неловко, словно стыдясь внезапного прилива набожности. Она спустилась по ступенькам, в вестибюле подождала, пока гардеробщица выдала ей одежду. На улице съежилась от холода, контрастировавшего с хорошо протопленной больницей. Атмосфера таких заведений всегда действовала на Дашу угнетающе. Она сама начинала чувствовать себя больной. И оказавшись за пределами больничного двора, глубоко, с удовольствием вдохнула морозный воздух. Он обжег и словно придал бодрости, в какой-то мере снял нервное напряжение.
