– Я дома на такой работал.
– Это где дома? – Лыков опять напрягся.
– В Ленинграде.
– Морзянку знаешь?
– Ага.
– А ну, отстучи что-нибудь.
И внимательно наклонил голову.
Тире тире…
Точка тире…
Тире тире…
Точка тире…
Лыков насупился, забрал бороду в ладонь:
– Ладно… Не бери в голову… Отыщем мы твою маму…
– А может, выйти в эфир? – вскинулся Вовка. – Прямо сейчас, а? Может, «Мирный» ходит где-то рядом?
– А эти твои?… – многозначительно постучал Лыков ногой по полу: – Мангольд да Шаар… Думаешь, они лопухи?… Сам же говорил про зону радиомолчания… Если запеленгуют… Не собаками же нам отпугивать подлодку… Согласен?
И сказал, вставая:
– Идем!
Вовка бежал рядом с нартой.
Он устал, саднило обожженную щеку.
Иногда он вскакивал коленями на нарту.
На живо связанная ремнями, нарта ходила под ним, гнутый баран рвался из рук. Собаки, порыкивая на Белого, трусившего рядом, бежали легко, менялись на ходу местами, тянули алык то правым, то левым плечом.
Вовку кидало, но Лыкову езда не доставляла неудобств.
– Гин! Гин!
– Видишь, – спрашивал, – как сердятся на твоего пса? Он, наверное, в вожаках ходил? Жалко. Вожака к чужой упряжке не пристроишь.
– Утром выскочил на бугор, – поворачивался к Вовке. – А над морем туман. Ни земли, ни воды не видно. И из этого тумана красным вдруг на все небо! То-то ты говорил про главный калибр…
Косился:
– Эту рацию, которая в палатке… Ее наш радист слепил… На каркас пошел ящик из-под запчастей, а катушки для контура и вариометра Римас мотал из звонкового одно-миллиметрового провода двойной обмотки. Представляешь, не нашли провода ПШД. Покрыли для прочности шеллаком…
Вовка кивал.
Озирался молча.
«Белого жалко – хромает… Где „Мирный“?… Льды и снег… И небо плоское, низкое…»
Собаки на ходу воротили морды, порыкивали.
Выйдя на ровный участок (справа, надвинувшись, мрачно падали к морю обрывистые склоны хребта Двуглавого), Лыков гикнул и пустил собак во всю прыть. Шесть их было, несли, как бешеные. Лыков спрыгивал, бежал, задыхаясь, снова прыгал на нарту. Ни разу не споткнулся, не выронил остол, только изумленно поглядывал на Вовку. Чувствовалось, не верит…
Хребет Двуглавый вдруг вырос, надвинулся, занял полгоризонта.
Слева бледно протянулось море. Плоские льдины отражались в плоской воде – одинаково лиловые в воздухе и в море.
Вскакивая на нарту, хватаясь за баран, Вовка жил сейчас только одним: вот откроется перед ними бухта Песцовая!.. Привольная, чистая… Плавает в ней пара лиловых льдин… А на фоне льдин – «Мирный». Весь белый, пузатый, а над ним – угольный дым. Увидят Вовку, обрадуются.
