– Архип Борисович!
– Цум ва нумити?– обернулся Ботаник.
Я обалдел. Никак не ожидал такого ответа.
– Архип Борисович, домой нам не пора?
– Сот иэ? – он явно не понимал.
23
Зато подавальщица признала меня.
«Ты смотри, явился! А вчера еле вылез из крапивы».
И расписку на семь сорок приняла. «Подмешиваешь чего-нибудь?»
– Да нет, просто активный образ жизни.
Она поняла. Кивнула. Хорь с Калинычем подошел к столику.
Я затосковал. Лето, жара. Нормальные люди отдыхают если не в Австралии, то хотя бы на Обском на море. Какое мне дело до Хоря и Калиныча? Видно же, что пустышка, алкаш, играет на нездоровых интересах. И нет в нем ни грана правды, врет все, как гусь. Почему все перекосилось после отъезда Архиповны? Я так скрипнул зубами, что Хорь и Калиныч отшатнулся. Почему, черт возьми, я должен сосать пиво с каким-то прокуренным насквозь придурком? Ведь сколько раз собирался сесть за роман. За настоящий роман. Страниц на девятьсот, не меньше. Крепко замахнуться! Чтобы там Север был. Чтобы героям досаждали белые медведи. Чтобы Архиповна в меховой парке гоняла на собачках в полярной ночи.
– А меня кашель замучил.
– Хочешь об этом поговорить?
– Ты чего? – уставился он на меня. – Я говорю: кашель меня замучил.
– Спасибо, пожалуйста. Ты стакан слабительного хватани.
– Ты чего такой злой, Шурка Воткин?
Хорь и Калиныч сдул пену с мутных краев кружки.
– Набрался вчера? Говорят, обчистили?
– Кто это такое говорит?
– Народ.
– А ты какое отношение имеешь к народу?
Хорь и Калиныч страшно задергал длинной головой:
– Я и есть народ, блин! Ты-то кто?
Он еще страшнее задергал головой, и выложил на столик знакомый мятый конверт.
«Шурке Воткину».
– Принесешь фотку?
– А когда? – сломался я.
– В субботу. В эту субботу.
– Благодарю сердечно. Я не могу.
– А ты постарайся. Ты постарайся, Шурка, бабки-то любишь?
От важности происходящего Хорь и Калиныч надулся и переступил сразу всеми своими многочисленными хромыми ножками. Видно было, что я ему нравлюсь. Давно он не встречал таких дураков.
24
И Роальд удивился: «Клюнул?»
«Еще как!»
«Хорь и Калиныч?»
Роальд не верил.
Он держал меня на туфте.
Он знал, что Хорь и Калиныч не может представлять серьезных людей.
«Ты, наверное, пил, Кручинин?»
«Спасибо, пожалуйста».
«А конверт у тебя?»
«В кармане».
«Что в нем?»
«Не знаю. На ощупь – фотография».
«Почему ты так странно говоришь?»
«Потому что я – Шурка Воткин, спивающийся интеллигент».
«Это ничего. Врач тебе мозги вправит. Давай быстро в контору».
