Приговоренный | страница 20



А если фальшивка весь этот список?

Пятеро из одиннадцати! – напомнил я себе.

Алхимики.

Любой человек, ищущий смысл существования, в некотором смысле – алхимик. Так, кажется, говорил доктор Хэссоп.

Я усмехнулся.

Если ирландцы, похитившие меня, имеют какое-то отношение к алхимикам, мне пока не удалось это подметить.

Ночь…

2

Смутным утром, с очередного поворота опасной, совсем уже запущенной дороги, я увидел внизу круглую бухточку, охваченную кольцом черных отвесных скал, а с океана прикрытую полоской рифов. Даже издали была видна пена над камнями.

Тянуло туманом, сыростью. Сквозь туман просвечивала, подмигивала одинокая лампочка. Возможно, это и было то гнусное местечко, о котором толковали ирландцы.

Когда машина остановилась, огонек внизу погас.

С океана бухточку не засечешь, подумал я. И с суши попасть сюда нелегко, никто в такую глушь не полезет. Если бы не огонек, я бы взглянул и тут же выбросил бухточку из памяти.

И еще я подумал: шеф долго будет ждать моего возвращения. Что-то подсказывало мне: выбраться отсюда будет не просто.

Ладно.

Будем считать, мне продлили отпуск. Алхимики или шеф, сейчас это не имело значения. Главное, разобраться – где я и почему я здесь?

Я взглянул на замолчавших ирландцев, внимательно к чему-то прислушивавшихся, и подумал: разобраться в этом тоже будет не просто.

Ночь…

Глава четвертая

1

Глухо, как в Оркнейских холмах.

Сырая ватная тишина.

Потом из-за камней послышались шаги. Они приближались. Кто-то легко поднимался по крутой тропке.

Ирландцы не проронили ни слова.

Потом из-за развала камней, из-за какой-то затененной расселины появился киклоп.

Это не кличка, не имя, я просто не нашел другого определения. «Я даже пугаться стал с опозданием, – припомнились мне слова Пана. – Поворот за спиной, а меня как кипятком обжигает».

Меня тоже обожгло.

И тоже с легким запозданием.

В киклопе действительно проступало что-то бычье – в поступи, в наклоне мощной, очень коротко стриженной головы, в развороте плеч, обтянутых клеенчатой курткой; правда, глаз у него был один, но разве киклопам положено больше? Руки и ноги ходили, как шатуны, – он зачаровывал. Даже плоское лицо (плоскостопое, определил я) ничуть его не портило; единственный живой глаз (второй был закрыт парализованным веком) светился умом. И неподдельным интересом.

– Привет, Эл, – прогудел киклоп ровно и мощно. И приказал: – Снимите с него наручники.

Я, наконец, вылез из машины. Минутная оторопь прошла. Массируя опухшую руку, заметил: