Жарища страшная. Лето в самом разгаре, дышать просто невозможно. Ходить по улице тяжело, я словно все время таскаюсь с тяжеленной сумкой продуктов, которая держится у меня на животе. Я представляю, как ты сидишь там, в своей маленькой сумеречной пещерке, в своем домике, кувыркаешься и плаваешь, как в ванне. Как ты там — уютно ли тебе, спокойно ли? Ты настоящий человек. Как же мне не терпится тебя увидеть!
Но эти приятные и радостные мысли посещают меня только днем, милый Никто. Ночь за ночью я не могу спать от одиночества и страха. Прошлой ночью я вышла в сад. В небе ни облачка, звезды просто гигантские. Несмотря на поздний час, городской шум не стихал, машины, гудя, проносились по дороге. Мир не спал, люди ехали куда-то, где-то умирали, где-то рождались дети. А у нас в саду только тени; деревья, лунный свет и тени, серебристые и мягкие, одинокие, тихо шелестящие тени. Мне захотелось взмолиться, попросить у них совета. Что мне делать? Я понятия не имею, ни где мы с тобой будем жить, ни на какие деньги. Я и ухаживать за тобой не умею. Я не знаю, хватит ли у меня сил на все. Честно признаюсь: я даже темноты боюсь. Впрочем, когда я вернулась в дом, в кухню, ко всем домашним лампочкам и полезным приборам, я почувствовала, что боюсь уже и света тоже. Что же делать? Мне так хотелось, чтобы Крис обнял меня и сказал: мол, все в порядке, мы справимся вместе, все будет хорошо. Но я сама закрыла для себя этот путь, летящий поезд не остановишь, как не остановишь тебя, потому что тебе суждено родиться. Ты, сильный и мудрый, уверенно войдешь в этот мир, ты знаешь, что должен родиться, знаешь, что должен сделать для этого. Я же не знаю ничего.
Я задвинула шторы, чтобы не видеть неба, разгорающегося рассветными красками. Скоро восход, и ничего, ничего нельзя сделать, чтобы помешать ему, поезд мчится без остановок, и только станции пролетают во мраке.
Все утро Том ворчал, что из-за моего храпа так и не смог заснуть. Мы еле волочили ноги: только на то, чтобы собраться и позавтракать, у нас ушло два часа.
— Все, больше никаких ночных бдений, — пробубнил я себе под нос и изо всех сил нажал на педали. Том еле тащился следом. В тот день мы проникли на какую-то турбазу, где нам удалось принять душ, — абсолютно волшебное ощущение; а вечером познакомились с фермером — месье Бенвеню, который разрешил нам переночевать на своем поле. Мы провели с ним много часов, болтали, смотрели, как он доит коров. Между прочим, свежее, только надоенное молоко, оказывается, теплое, почти горячее, от него пар идет! Никогда раньше не видел такого. Он зачерпнул кружку и дал нам попробовать. У этого молока был вкус травы, да и запах непривычный.
