Будучи не особенно злым человеком, Фишкин лично против Зои ничего не имел. Да и что он мог иметь? Ничего плохого, если разобраться, она ему не сделала, даже совсем наоборот. Своей слепой любовью Зоя лишь утвердила Вадима в сознании собственной, как теперь говорят, харизмы и значимости. Теперь его и без того неслабая самооценка резко подскочила, и когда Фишкин читал Зоины стихи о себе любимом, то думал в первую очередь не о ней и не о нравственной стороне своего поступка, а лишь о себе самом. Можно предположить, что Фишкин просто не дал себе труда подумать о Зое, потому как не привык этого делать. В смысле, думать о ком-то еще, кроме себя.
Яростная отповедь Лу отрезвила Вадима. Тем более что слова, срывавшиеся с ее губ, были совсем нелицеприятными! У него хватило ума не возражать, а взглянуть на произошедшее как бы со стороны, другими глазами. Фишкину стало стыдно чуть ли не первый раз в жизни. Во всяком случае, это состояние было для него совершенно новым.
И он, так же как и Зоя, не знал, как вести себя с ней, потому что при взгляде на нее испытывал неприятное, обжигающее все внутри чувство стыда и еще… жалости.
Дома Фишкин снова сунул градусник под мышку, благо предки еще были на работе и он мог не опасаться маминых охов и причитаний. Ну так и есть: тридцать семь и четыре!
«Придется к врачу тащиться. Ну что за напасть такая!» – с досадой подумал Вадим.
Он панически боялся всего связанного с врачами, больницами и процедурами. Вечером, когда вся семья Фишкиных была в сборе, Вадим, как бы между прочим, чтобы не вызывать лишних расспросов, попросил Веру Григорьевну:
– Кстати, ма, ты запиши меня к врачу-то, пожалуйста… Нет, я в этот раз обязательно схожу, ну правда! А то таблетки не помогают почему-то. Может, они все поддельные, а?
В понедельник, к своему великому огорчению, Зоя обнаружила, что место ее любимого пустует. Весь день мир вокруг нее казался скучным и серым, как залитый дождем асфальт. Так продолжалось и во вторник, и в последующие дни. Как хотелось Зое набрать номер, который она знала наизусть, и услышать любимый голос! Ей нравилось фантазировать, что бы она сказала Вадиму, если бы они вдруг поговорили.
«Я не сержусь на тебя, Вадик, я же все понимаю и прощаю тебе любую вину… Потому что люблю тебя… Хотя, конечно, ты причинил мне сильную боль, но все это такие мелочи по сравнению с моей любовью…» – так хотела сказать Фишкину Зоя.
Ну, или что-нибудь в этом роде. Но она так и не решилась этого сделать.
