«Он – что? Дурак? – подумала Женя Семенова. – Что мелет?»
«Юморист! – отметил про себя Ленчик. – Поддал уже где-то. Суббота!»
«Нехорошо, – подумал Москаленко. – Эти намеки – самое отвратное, что есть. Всю жизнь они вокруг, как пчелы, роятся. Ну он-то ладно, он повод своей жизнью дал, а Гейдеко за что? Она же верой и правдой».
«Скотина, скотина, скотина», – возмутилась Лидия.
Зинаида посмотрела и ничего не подумала. Не стала…
Сморщил лоб Егоров: искал смысл…
А Маня обрадовалась, что никто ничего не заметил, кроме Сережи. Но он у них вообще человек непосредственный: смешно – смеется.
– …Не в постель, – извернулся Иван Митрофанович, – не покачиваться на перинах мы провожаем Марию Григорьевну, а… – понеслась душа в рай…
Все имеет конец, и торжественная часть тоже. Перегнулся Иван Митрофанович на «десять минут седьмого», звонко поцеловал Маню в щеку, передал ей в руки грамоту и сел довольный. Все тоже кинулись целовать Маню, окружили, толкутся. «Дело сделано», – подумал Иван Митрофанович. Только вот у родственников вид был какой-то припадочный, но это их личное дело. Если, конечно, вникнуть, то понять их можно. У них теперь за Маню должна голова болеть – человек в тираж вышел, – а кто это любит болеть головой за родственников?
– Что приуныли? – тем не менее весело спросил он Женю.
– Перевариваю вашу речь, – сквозь зубы ответила она.
Лидия увидела, как побледнела Женя. Все в этой бело-розовой, умеющей стоять на голове женщине было ярко и заметно. И все пугало Лидию. Пугал этот план написать про Маню очерк (что это за намерение – человек одной идеи?). Так из Мани психопатку можно сделать. Пугало это хозяйничанье за столом – ты сюда, а ты сюда, а ты туда. Испугала и эта проступающая бледность. Как-то ясно увиделось, как разворачивается Женя корпусом и лупит со всего маха представителя исполкома в челюсть. Лидия даже зажмурилась: так четко увидела она этот Женин хук.
– Давайте выпьем за Марию Григорьевну, за ее благополучие, за ее здоровье, за то, чтоб жила долго и счастливо. Как заслужила. – Это Москаленко тянулся с граненым стаканчиком через стол к Жене. Москаленко тоже увидел, как та побледнела, и тоже усек, что добром это может не кончиться, и, пока Лидия зажмуривалась, представляя Женю в драке, он придумал этот простой, доступный каждому вариант примирения. Встряхнула Женя головой, отгоняя охватывающий ее испепеляющий гнев, и, улыбнувшись, взяла свою рюмку.
– За Маню все что угодно, – сказала она.
