– …Режет мясо, а потом вилку перекладывает в правую руку, чтобы есть, понимаешь, в правую руку! И не замечает, что все смотрят… Вилка в правой руке. Вилка… Вилка!.. Пятьдесят вилок начистила… Пятьдесят вилок в правой руке… Все смотрят… Такой моветон… Пятьдесят вилок… Зачем столько? Но она такая… Она всю жизнь была такая… И режет, и ест правой. А левая зачем? Все должно соответствовать предназначению. Ест правой, а флаг повесила. Милицию надо звать, милицию! Правой ест, правой! Пятьдесят вилок. С ума сойти. Это же значит и пятьдесят тарелок?!
– И рюмок, – гоготнул гардероб.
– Ш-ш-ш! – сказал голос.
– Дз-з-з… – серебряно звякнули ложечки. И Лидия окончательно проснулась.
В палисаднике разговаривали. Тонкие стенки комнаты-пристройки, оказывается, были прекрасными резонаторами. Знала ли об этом Зинаида? Сейчас здесь, на железной гипнотической кровати, было все отчетливо слышно, будто разговаривали рядом. И Лидия понятия не имела, как быть: обнародовать ли уникальное акустическое свойство Зинаидиного дома или уж смолчать… «Я ведь не подслушивала, – подумала Лидия. – Я услышала».
– .. .Ты мне скажи… – Ленчик со всхлипом вздохнул. – Ты меня всю войну ждала? Я ж, в общем, не в курсе…
– Нет, – ответила Зинаида. – Врать не стану. Не ждала я тебя… Знаешь, я тогда еще, когда Веру хоронили, поняла: не вернешься ты ко мне никогда. Ты помнишь, как ты бежал после похорон? Помнишь?
– Как я бежал? Как?
– Прытью, – засмеялась Зинаида. – Мы еще слезами умывались, еще и поминки толком не начались, только старушкам просвирки роздали, а ты уже плести что-то стал про поезд, время, обещание какое-то. Я с тобой тогда насовсем и попрощалась. Дурой-то я, Леня, не была.
– Да ты же мне потом писала!
– Не писала, Леня. Это ты все напутал. Я до этого тебе, считай, каждый день писала, а потом нет… Никогда и ни разу!..
– Писала, – упорствовал Ленчик. И Лидия засмеялась.
Она вдруг поняла, в кого у них Сергей. В дядьку. Он тоже любит придумывать факты и обстоятельства, которых не было, но которые, по его убеждению, должны были быть, потому что ему так хотелось. Он до сих пор убеждает Лидию. что это она сама отказалась ехать тогда после войны с отцом, злится, уличает ее в искажении правды, а Лидии бывает неловко призвать в свидетели самого отца, чтоб он сказал: не хотел я брать ее, не хотел. Так и считается в семье Сергея и Мадам, что Лидия отца неблагодарно отвергла, поэтому и понятно, и справедливо, что отец именно к сыну имеет чувства особые, а на Лидию в душе обижается. Хотя – заметьте – манто купил… И сейчас там, в палисаднике, Ленчик тоже придумал историю и раз и навсегда в эту историю поверил.
