Затем он встал, оделся и сказал:
– Можешь оставаться еще четыре дня, – оценив тем самым ее женские прелести в два доллара, которые она должна была бы заплатить за это время проживания, плати она наличными.
Он не стал дожидаться, когда она оденется, лишь сказал: «Будешь уходить – закрой дверь». Оставшись одна, она, как могла, привела себя в порядок и поспешила в душевую кабину – это изобретение человеческой цивилизации хотя и было ей в новинку, но успело войти в ее быт.
Ополаскивая себя теплой водой, она подумала о том, что, вероятно, управляющий все же был расположен к ней – ведь под его опекой было не меньше двух сотен девушек, и если бы с каждой из них он брал натурой, а не деньгами, то ему не только нечего было бы отдавать хозяевам, но еще к тому же он вскоре растерял бы накопленный на этом теплом местечке жирок. Впрочем, более актуальной была другая мысль: она должна как можно скорее найти работу, потому что идея зарабатывать себе на крышу над головой, широко раскидывая ноги, ничуть не улыбалась ей. И дело было не только в том, что эта поза и все, что с нею связано, перестала доставлять ей удовольствие: ей претило зарабатывание денег телом.
Наверное, у нее все же была своя счастливая звезда, потому что, когда на следующий день она пришла на ткацкую фабрику, ее вместе с десятком других девушек приняли на работу. Теперь она могла быть уверена, по крайней мере, в ближайшем будущем – ведь никто из работающих здесь не голодал и имел крышу над головой. Да и то сказать, о каком голоде могла идти речь, если ей, принятой в качестве ученицы, платили полтора доллара в час, а через месяц, когда ученичество ее закончится, ей будут платить целых два доллара, а на такие деньги с ее скромными запросами можно жить, не зная забот.
Цех напугал и поразил ее своими размерами и шумом. Все это было так непривычно для нее. Она почувствовала себя воробьишкой, залетевшим на мельницу, где, хотя и сытно, но скрежет жерновов начисто отбивает аппетит. «Ничего не поделаешь, – сказала она себе, – надо привыкать». Она приходила в свою каморку с раскалывающейся от боли головой – до этого времени она даже не подозревала, что существует такая напасть. Она помучилась неделю, потом другую, а потом сделала то, что два-три месяца назад было для нее совершенно немыслимо: попыталась изменить ситуацию. Она явилась в кабинку к мастеру и попросила перевести ее на другую работу, где не так шумно.
– Ты работаешь у нас всего ничего, а уже с претензиями, – сказал мастер. Ему было на вид лет тридцать – высокий, широкоплечий с огромными руками и довольно привлекательным лицом. Это смогла оценить даже Эмили, хотя мужская красота ее и перестала интересовать. – Ну, и куда же я тебя поставлю? – продолжал мастер.
