Толстый - сыщик подводного царства | страница 48
Тонкий вздохнул и стал рвать на себе трусы. В воде это было не так-то просто, но натренированные сетью пальцы легко справились. Он оторвал узкую белую полоску, доплыл до края сети, чтобы было не сразу заметно, и привязал ее. Теперь сеть меченая.
Глава XVI
Кто спер ножичек?
Домой Тонкий завалился в жутком виде. Синий, глаза выпученные, трусы рваные (одежду он нес в руке, сил не было одеваться на берегу).
Тетя Муза уже проснулась.
– Скажи, что ты плыл на «Титанике» и спасся, я тебе поверю, – оценила она вид племянника.
Тонкий молча полез в палатку.
– Куда?! – Тетя Муза потянула его назад. – Мокрый, холодный. Крыса об тебя простудится! Иди, вытру!
Она извлекла из машины полотенце и стала растирать Тонкого.
– Где был – не спрашиваю, – приговаривала тетя, сдирая с него кожу жестким полотенцем. – И так вижу. Но что ты там делал? Нашел что-то?
– Д-дельфина, – стуча зубами, выдавил Тонкий.
– Опять убитого?
– В сети, – уточнил Тонкий.
– Дельфина, попавшего в сеть?
– Угу.
Тетя достала из машины бутылку водки «Юрий Долгорукий» в красивой коробке. Посмотрела на Тонкого, посмотрела на коробку. Вздохнула. Вынула бутылку и решительно свернула ей голову. Тонкий понял, что водка предназначалась в подарок, скорее всего Толстячку с собакой. Дорогая, наверное. Но жизнь племянника тетя оценила выше. Плеснув из бутылки на руки, она стала растирать Тонкого ладонями. Запахло спиртом.
– И ты его спас?
– Ну. И сеть пометил.
– Как?
– Тряпочкой белой. От трусов.
Водка воняла, но грела: Тонкий чувствовал, как с каждой секундой к нему возвращается естественная человеческая температура.
– Ай, молодца! – развела руками тетя Муза. – И что ты теперь будешь делать? Обыскивать всю округу? Или дашь объявление: «Гражданина, имеющего рыболовную сеть, помеченную фрагментом белых трусов, просит позвонить Александр Уткин по такому-то телефону?!»
Тонкий вздохнул. Как жестоки взрослые! Ты, не щадя себя и трусов, освобождаешь дельфина, метишь браконьерскую сеть, а они…
– Я думаю, они где-то рядом живут, – буркнул он.
Тетя взяла бутылку, чтобы еще раз плеснуть на ладони, и задумалась. Такой и увидела ее Карапетовна.
– Мать – алкашка, рыбенок – воришка, да? – заметила старуха с видом судьи, сложив руки на животе под цветастым передником.
Зачем она пришла? Может, дозналась, кто бросил дымовую шашку? Но тогда почему «рыбенок» воришка?
– А я его ишшу-ишшу, – продолжала Карапетовна. – Хорошо, люди подсказали, где ваша палатка.
Тетя Муза стояла с открытым ртом. Она тоже человек, хоть и опер, – слишком много впечатлений за один час. А старуха коричневыми пальцами потрепала Тонкого по щеке и вкрадчиво прошептала: