Потом, несмотря на веселенькую расцветку нового образа, она печально вздохнула и села на диван, чтобы обдумать как следует сложившуюся явно не в ее пользу ситуацию. Но вместо этого почему-то принялась вспоминать Ирку-Сырка с Григорьевым. Лицо Сергея по-прежнему не очень вспоминалось и представлялось окутанным какой-то дымкой, зато круглая сладкая физиономия Сыромятниковой в конце концов разрослась до размеров противоположной стены… И Ксения не заметила, как уснула. Несколько беспокойных бессонных ночей наконец дали о себе знать.
Очнулась она от того, что кто-то сильно тряс ее за плечо. С трудом разлепив веки, она увидела перед собой лицо разъяренной мамы.
– Что это? – показывая на волосы дочери, вопрошала та с самым брезгливым выражением лица, которое только сумела изобразить.
Несколько ошалевшая ото сна, Ксения не сразу поняла, о чем идет речь, а когда сообразила, то вмиг ощетинилась во все стороны одновременно и заняла круговую оборону.
– Это ничто, – очень содержательно ответила она, что вдвойне прибавило маме ярости.
– Как это «ничто»? – Мамино лицо покрылось пятнами, близкими по цвету предыдущему колеру волос Ксении. – Это настоящее свинство – вот что! Не успела я еще перед всеми в школе извиниться за твою фиолетовость, а тут – здрасте пожалуйста, новый вариант! И еще лучше прежнего! А эт-т-о… – мама двумя пальцами схватилась за надпись «STOP!» и вытянула из футболки на животе дочери морщинистый желто-красный конус, – откуда?
– Из секонд-хенда.
– Какой ужас! – Мама отцепилась от футболки и запустила обе руки в собственные волосы нейтрального мышиного цвета. – Люди подумают, что мы нищие! – Она закатила глаза и застонала так, будто об их нищете уже напечатали в газетах.
Когда она вернула глаза в исходное положение, они моментально наткнулись на висящий со вчерашнего дня на спинке стула патронташ. Мама дрожащим пальцем указала на него и сдавленным шепотом спросила:
– Я надеюсь, ты… не надевала это… в школу?
Ксения кивнула.
Маме очень хотелось, чтобы кивок означал, что не надевала, но выражение лица дочери недвусмысленно говорило об обратном.
– Ну, знаеш-ш-ш-шь! – последнее «ш» мама по-змеиному тянула очень долго, потому что совершенно не знала, что еще сказать, как еще выразить переполнявшее ее возмущение. Когда «ш» все-таки закончилось, ей пришлось в воспитательных целях опять сказать то, что она уже говорила не раз, правда, до сих пор без всякого успеха: – Или… ты приводишь себя в порядок, или… я не хочу знать… такую дочь!
