Манук | страница 14

— Дядя Коля, куда вы? — зашептала Тина. — Сейчас будет ещё интереснее: видите, вон выходит Шаман, они будут делать пирамиду и «ковёр»…

— Надо туда, Тина, — встревоженно ответил дядя Коля, показывая вниз, на форганг, где стоял в напряжённой позе Василь. — Смотри, Манук стал совсем красный — значит, злится. Как бы не было беды…

И он, прыгая через две ступеньки, помчался вниз. За ним заспешила перепуганная Тина.

В детстве я увлекался лепкой и бегал в кружок при районном Доме пионеров. У нас был там замечательный руководитель — Наум Осипович. Он учил нас так:

— Разомни глину. Как следует разомни. А потом убери всё лишнее — и фигурка готова.

Я вспомнил этот совет, когда приступил к дрессировке Манука. Ничего не скажешь — это была «неразмятая глина». И в ней было много лишнего… Например, злость — он был невероятно злой. Корм ему спускали на верёвках — через верх клетки. Убирали клетку струями воды. Он никого к себе не впускал — налетал, как танк.

Я начал дрессировку… с библиотеки. Про бегемотов написано очень мало: где живут, что едят, сколько весят — вот и всё. А вот о том, как их дрессировать, — ни слова. И всё-таки я кое-что выудил: у Брема, у Гагенбека — про их характер, привычки. Оказывается, бегемоты очень опасны: львы и тигры на них никогда не нападают…

Потом я стал его к себе приучать. Садился под клеткой и начинал разговаривать. И так — целый день. Потом запретил спускать еду сверху, стал просовывать капусту, морковку, свёклу между рельсинами, из которых сделана клетка. Он сначала не брал, уходил в воду, ел без меня, ночью… Потом привык. Тогда я к клетке лестницу приставил снаружи. Забирался на перекладины и там разговаривал. Кормил всегда в одно и то же время — в восемь утра, потом в час дня и в шесть часов вечера. А уходил часов в двенадцать. Он в воде, а я — на лестнице. И так день за днём. И вот однажды прихожу я к Мануку — как всегда, в половине восьмого утра — и вижу: он стоит у решётки и внимательно так смотрит — явно ждёт. Увидел меня, но в воду не пошёл. И смотрит вроде дружелюбно. У них ведь глаза очень выразительные. Я ему сказал:

«Здравствуй, Манули» (я обязательно с ним здороваюсь), — и взял из приготовленного заранее корыта с едой самую большую морковку. И вдруг он медленно так приоткрыл рот. Я мгновенно насадил морковку на палочку — и ему протягиваю. Взял! «Браво, — говорю, — ай, браво, мальчик! Возьми ещё!» А самому прямо плясать хочется.