Как-то, еще в восьмидесятые годы, они пересеклись в Нью-Йорке, и Гурьбин каждый день неутомимо бегал по городу, пытаясь пристроить свой мюзикл, написанный по одесским рассказам Бабеля. Мюзикл был вовсе не плох, но наивная вера автора в то, что бродвейские продюсеры только спят и видят, чтобы поставить его мюзикл, рассмешила старшего Позина, много лет проработавшего в Америке. И он сказал Гурьбину с подходящим к моменту некоторым цинизмом:
- Лешик, постановка мюзикла на Бродвее стоит порядка шести миллионов долларов. Если ты обнаружишь какого-нибудь старого еврея из Одессы, который не только читал Бабеля, но и помнит нравы тех лет и не впал окончательно в старческий маразм, и при всем при этом обладает несколькими лишними миллионами долларов, то тогда у тебя появятся какие-то шансы на успех, хотя и весьма сомнительные...
Гурьбин как будто тогда обиделся: всемирная слава знаменитого композитора Эндрю Ллойда Вебера, автора рок-оперы "Иисус Христос - суперзвезда", мюзиклов "Кошки" и "Призрак оперы", не давала ему покоя.
Но, похоже, и по прошествии почти пятнадцати лет Гурьбину до Ллойда Вебера оставалось еще далековато, иначе вряд ли бы его заполучил Толстый Марик и его "светская" публика.
Мюзикл по Бабелю мелькнул на американских сценах, но, увы, не на желанном Бродвее, а в провинции в исполнении полупрофессиональных актеров и, самое для автора печальное, вовсе не на коммерческой основе.
Для бывшей советской знаменитости Алексея Гурьбина игра по ресторанам не была вовсе не приемлемым занятием: раз в неделю в центре Нью-Йорка он играл в престижном русском ресторане "Самовар", одним из владельцев которого был знаменитый танцовщик Михаил Барышников. Так что ничего унизительного он в этом, очевидно, не находил.
В те дни, когда Гурьбин играл в "Самоваре", Позина туда судьба не заносила, а "У Дюка" висели афиши на русском и английском языках, извещавшие о том, что Гурьбин будет исполнять исключительно свои произведения.
Но ближе к середине вечера из-за одного столика поднялся крепкий и плечистый детина лет сорока с бритым затылком и громко закричал на весь зал:
- "Миллион алых роз"! Давай "Миллион алых роз"!
Гурьбин продолжал играть и петь, делая вид, что ничего не слышит. Однако буянистый детина оказался упорным. Нетвердой походкой он подошел к эстраде и стал совать композитору несколько смятых купюр. И на этот раз Гурьбин продолжал делать вид, что это его не касается, и только единожды, когда подошедший нахал неловко задел его за локоть, сбив с ритма музыки, он вежливо отодвинулся и продолжал играть.
