Он едва не поперхнулся. Все, надо было закрепляться на завоеванных позициях и теснить врага дальше.
– Позвольте я напомню вам события прошедшей ночи и утра. Меня попросили оказать помощь человеку, и я, несмотря на позднее время, и также на то, что у меня именно в тот час было свидание с женщиной, откликнулся. Я провел обследование и поставил точный диагноз, отказавшись при этом от вознаграждения, на которое имел полное право. (При упоминании о вознаграждении лицо его скривилось, но сейчас каждое лыко было в строку.) И что же? Утром в номер, что снимала моя знакомая, врываются два амбала с пистолетами под мышками, по виду – вылитые бандюги и, не представившись, требуют, чтобы я и моя знакомая следовали за ними. Что мне оставалось делать? Защищаться!..
– Но вы же установили, что они не бандиты. И где, кстати, их служебные удостоверения?
– Там же, где и кассета. А то, что они оказались не бандитами, меня не обрадовало. Бандитов можно сдать в милицию, а этих… Откуда я знал, что у вас тут на уме? Я свое дело сделал – добросовестно, а меня за это… (Негодование мое было искренним.) Пожалуйста, можете заводить свое дело. Я думаю, что у меня будет, что сказать на суде…
Он поморщился.
– Мы просто хотели договориться о неразглашении ставших вам известных обстоятельств.
– Я никогда не разглашаю сведения о своих пациентах. Вы же наводили справки?!
– Наводили. Но в этот раз пациент вам попался необычный. К тому же мы выяснили, у вас есть основания не любить нас…
"Хорошо работают, – мысленно поаплодировал я, – успели…"
– Я не путаю личные отношения с призванием. И не собираюсь по доброй воле обнародовать эту запись. Это вы меня вынудили ее сделать.
– Тогда верните ее нам.
– Верну. Но не сейчас. Не в этой в стране.
– Вы нам не верите?
– Вы же сами сказали, что у меня есть на то основания…
Он замолчал, раздумывая. И в этот момент в дверь кабинета тихонько постучали. Это был уже хорошо знакомый мне худощавый.
Войдя, он покосился на меня, но хозяин кабинета кивнул ему, позволяя.
– Улетела – ребята выяснили, – торопливо сообщил худощавый. – Паспорт на фамилию Френденфеф, – он выговорил фамилию с трудом, и я мысленно улыбнулся – я тоже поначалу еле выговаривал. – Московский рейс в десять пятьдесят пять. Два часа, как приземлился в Шереметьево…
– Твою мать! – тихо сказал человек с усиками и встал из-за стола. Я тоже встал. – Отвезите его домой… – он помедлил, – пока. У дома – пост. Дальше – посмотрим.
