— А, бой Рэкса с Роботом Смерти? Я тоже проиграл, — хмыкнул Красавчик-Стив. Он подошел к раненому, наклонился над ним и с улыбкой повернулся к Хитровану. — Да, это Рэкс!
— Естественно, — пожал плечами Хитрован. — Только не понимаю, зачем он вам понадобился? После таких ранений он вряд ли сможет снова оказаться на татами.
— Очень хорошо! — не слушая его, улыбнулся Красавчик-Стив. — Вот тебе двадцать пять тысяч.
— Мы же договаривались… — хмуро начал тот, но Красавчик-Стив перебил его.
— Три-четыре дня… — Он даже поднял пальцы вверх, чтобы тому стало понятней.
— Три-четыре дня? — переспросил Хитрован. — Почему?
— Почему? Так нужно! — сказал Стив по-английски, потом сунул руку в карман и, вытащив разговорник, быстро полистал его. — Хороший врач, хорошее питание, хороший покой…
— Но… — Хитрован поморщился и выразительно потер пальцами — жест, известный во всем мире.
— Какой ты… — Красавчик-Стив брезгливо покачал головой. — Вот тебе еще пять тысяч на уход за ним.
— Все будет в самом лучшем виде: уход будет, как за Президентом. — Тон Хитрована мгновенно стал подобострастным.
— Вот именно, как за Президентом! — бросил Стив, затем снова полистал разговорник. — Сейчас давай переводчика, но пойдем в другую комнату.
— Переводчика? Хорошо… — Хитрован быстро направился к двери, но Красавчик-Стив перехватил его.
— Он должен быть с замком на языке! — тихо и внятно сказал Стив и дополнил свою речь выразительным жестом.
— Я все понял: парень будет нем как рыба. Я с ним много лет работаю и доверяю ему, как себе.
— Это твои проблемы. — Красавчик-Стив улыбнулся по-змеиному, отпустил руку Хитрована и поправил пиджак. — Если что… — Он выразительно провел рукой по горлу.
— Не беспокойся, если что, то я его сам… — Хитрован повторил жест.
Они прошли в другую комнату, и Хитрован громко крикнул:
— Серый, давай сюда толмача! — Сей момент, шеф! — откликнулся молодой голос, и через минуту вошел худощавый парень лет тридцати. Его можно было назвать непримечательным, если бы не шрам довольно жутковатого вида: рубец пересекал лицо со лба до нижней губы и чудом не повредил глаз. Если смотреть на его профиль со стороны шрама, можно было подумать, что он улыбается, но при прямом взгляде возникало жуткое ощущение: одна сторона постоянно улыбалась, а другая, серьезная, — отдавала холодом. Но его голос был приятен, и это немного сглаживало первое впечатление.
Он вошел и молча уставился в одну точку, словно давая присутствующим получше рассмотреть себя.
