Разумеется, все это было подстроено. Двоюродная сестрица Ниилит, давно поглядывавшая на сапфир, соблазнив Бхубакаша горстью медяков, сама же и нашептала дяде о том, что племянница его подарила-де наследство своей матери какому-то голодранцу. Дядя учинил разборку, использовав кнут в качестве единственного веского довода, способного заставить «несносную девчонку» говорить правду, и только правду. Справедливости ради надо отметить, что правда его в общем-то не слишком интересовала или же просто не поверил он своей лживой племяннице. Обстоятельства пропажи сапфира — дело второстепенное, главное, вернуть семейную реликвию, рассудил он и, оставив избитую девчонку реветь в амбаре, отправился к отцу Бхубакаша. Рука у шорника была тяжелая, и, поскольку рождались у него исключительно мальчишки, увещевал он их говорить правду не столько кнутом, сколько палкой. Если бы Ниилит вовремя об этой самой палке вспомнила, то, вероятно, не испытала бы в руках своих мучителей столь омерзительного страха, не умоляла бы так униженно о пощаде. Но рассуждать легко, когда все позади, да и кто знает, на какие подвиги подвигли бы Бхубакаша угрозы оказавшейся в полной его власти девчонки…
Кончилось все это тем, что Бхубакаш получил трепку от отца и обещанную горсть медяков от сестрицы Ниилит, дядя завладел сапфиром и припрятал его в тайную ухоронку. Сама же Ниилит получила от Зелхата изящный кинжал и небольшой, способный уложить как утку, так и дюжего мужика самострел. От домогательств голытьбы, алчно поглядывавшей на хорошевшую день ото дня девчонку, подарки старого лекаря уберегли, но мало было от них проку, когда она попалась на глаза скупщику рабынь, поставлявшему их самому Шаккаре. В жадности родичей своих Ниилит не сомневалась, они бы и родную дочь продали, если б покупатель сыскался, а о ней и говорить нечего. Досадно было другое — встреченный несколько месяцев назад в плавнях раненый воин, не успевший к тому же вовремя убраться с пути подраненного охотниками клыкача, оставил, как и обещал, Зелхату драгоценные ножны в уплату за лечение и уход. Продав их в Мельсине, можно было выручить сумму, в несколько раз превышавшую ту, что предложил за Ниилит скупщик Шаккары. К сожалению, Зелхат, не испытывая особой нужды в деньгах, вместо того чтобы попросить съездить в столицу кого-нибудь из пользующихся доверием соседей, — в Чирахе-то продавать ножны было особенно некому, да и на лишние вопросы отвечать не хотелось — поручил продажу их знакомому ювелиру, который вернется из своей поездки по саккаремскому побережью скорее всего уже после того, как Ниилит продадут в какой-нибудь «веселый дом».
