— Так-так-так… — снова произнес Владимир. Улыбнулся ободряющей улыбкою и сказал: — Ну вот, кое-что есть. Попробуем поискать Анастасию и этого малороссийского Григория. А также человека с редкостным именем Зундель. Очень хорошо! — Он взглянул на стенные часы, которые показывали уже четверть второго, и сообщил нарочито оживленным тоном: — Обедаем мы в два часа. Ну да, по всей видимости, придется нам нынче с обедом как-нибудь иначе разобраться. Давайте-ка навестим господина… как, говорите, зовут мужа Елены Николаевны?
— Пересветов, — ответил я. — Пересветов Евгений Александрович, коллежский секретарь. Инженер, служит на железной дороге.
— Да-да, Пересветов. Вот мы и посетим отделение Самара-Уфимской железной дороги. Это ведь совсем недалеко, по Алексеевской, а еще лучше по Москательной прямо до Вокзальной площади. Быстро пешком дойдем. Встретимся с господином Пересветовым, послушаем его. А потом снова съездим к Хардину. Попросим навести справки — уж у него связи в суде и полиции куда как крепкие.
Когда мы направились к двери, в гостиную из своей комнаты выглянула Анна Ильинична.
— Уходите? — спросила она озабоченно. — Я думала, мы вместе пообедаем и поговорим обо всем. Право, очень жаль!
— Ничего, Аннушка, обедать тебе придется без нас, — ответствовал Владимир с улыбкой. — Зато поужинаем вместе — надеюсь, Николай Афанасьевич к нам присоединится. Тогда все и расскажем. А сейчас — извини, пожалуйста, нас ждут срочные дела.
Действительно, до управы железной дороги мы дошли довольно быстро. По дороге Владимир успел коротко рассказать о житье-бытье семейства Ульяновых на хуторе в Алакаевке.
— Представьте, Николай Афанасьевич, задумала матушка приохотить меня к сельскому труду, — посмеиваясь, говорил он. — Купила более восьмидесяти десятин земли и дом. Немалые, доложу я вам, деньги — семь с половиною тысяч целковых! Что вам сказать… Попробовал я этим заниматься. В позапрошлом году и попробовал. Скотину завели, живой инвентарь, так сказать, пшеницу посеяли, подсолнухи… — Он покрутил головой, словно в веселом недоумении. — Ну какой из меня земледелец, помилуйте! Нет, к вящему разочарованию драгоценной моей маменьки, так и не проснулся во мне интерес ни к скотоводству, ни к землепашеству, ни к агрономии, ни к садоводству. По счастью, она у нас умница, — сказал Владимир с той сдержанной нежностью, с какой всегда говорил о Марии Александровне. — Решили мы оставить все эти гесиодовы «Труды и дни» природным земледельцам — сдали земли арендатору Адольфу Крушвицу, немцу честному и пунктуальному, ну а он уж с крестьянами дела ведет. И живем мы там только летом — как на даче. Что, собственно, и приличествует нам, городским жителям. А места там поистине волшебные! Одна липовая аллея чего стоит. Вам непременно следует нас там навестить. Пятьдесят с лишним верст, конечно, путь неблизкий, но если по хорошей погоде, особенно летом, — почему бы и нет? Не о чем даже и говорить.
