Вот и теперь в Питере, в желтом дворике на Мойке, требовалось найти общий язык. Между поэтами и телевизионщиками.
— Давайте я прочитаю, — сказал я.
— А вы можете… нормальное? — недоверчиво спросили люди с камерой.
— Ну, попробуем.
Я встал в поэтическую позу, то есть отвел в сторону правую руку (так часто делают известные поэты — видимо, защитный блок из каратэ) и начал:
Мой дядя самых честных правил:
он их ловил и к стенке ставил,
чтоб не мешали, паразиты,
читать труды Адама Смита!
В толпе поэтов раздались непроизвольные смешки, которые тут же сменились фырканьем: да это же ерунда какая-то, пародия! Но люди с камерой вцепились в меня клещами. «Давайте еще!» — «Да легко…»
Москва! Как много в этом звуке!
Да что там в звуке — в каждой букве:
и в этом «М», и в этом «О»,
и в «В», и в целом «СКВ»,
и в «А», и уж конечно, в «КВА»!
Ну так и чувствуешь — МОСКВА!
На следующий день знакомые из разных городов спрашивали в Интернете, действительно ли я известный поэт нового направления. Потому что мою рожу показали в «Сегоднячке» по НТВ и там была такая подпись — наверное, что-то перепутали?
А вот Филиппу Кириндасу на том мероприятии повезло меньше. Он тоже стал читать нормальное стихотворение. Но не во дворике, где было мало народу, а в большом зале, в микрофон. Стих был посвящен непростым отношениям поэта Блока с его женой, которая одновременно спала с другими известными поэтами, пока Блок шарился по аптекам. Когда из уст Филиппа прозвучало слово «блядь», группа литературных ревнителей вскочила на сцену и оттащила Филиппа от микрофона. А стих был замечательный, между прочим.
Коктебельская засада
Спустя несколько лет в Питере и Москве стали появляться поэтические кафешки. Правда, и там свободных чтений не устраивали — нужно было с кем-то договариваться, записываться… Меня к тому времени подобная возня уже не интересовала. И когда я писал свое «Идеальное кафе», я не включил в перечень признаков хорошего заведения поэтические чтения.
Но в американском «Blue Moose», с которого началась моя кафешная жизнь, такое было. И призрак «Синего Лося» как будто решил напомнить, что я написал о нем не все. Летом 2003-го, когда я уже не помышлял ни о каких поэтических акциях, одна кафешка Коктебеля круто изменила мою жизнь.
Началось все с Кати Тепловой. Это она коварно заманила меня в Коктебель. Да еще взяла с меня обещание, что я почитаю стихи в местном культовом заведении «Богема». Но сама не поехала в Крым со мной, а обещала приехать позже.
