Когда Эйли задышала спокойно и размеренно, а голоса внизу уже давно затихли, Джулия осторожно вылезла из кровати и на цыпочках прошла через комнату.
Сэнди не выключила свет на случай, если девочкам понадобится среди ночи в туалет, но Джулия, потихоньку двигаясь по коридору, все-таки вела рукой по стене, словно боялась заблудиться. Она остановилась перед закрытой дверью в спальню Сэнди и, прислушавшись, различила только приглушенное похрапывание мужчины.
Она слегка нажала на ручку, проверяя, не заперто ли, не заскрипит ли, потом приоткрыла дверь ровно настолько, чтобы проскользнуть внутрь.
Голова Сэнди покоилась в дюйме от головы Джона, лицом к его макушке, их тела свернулись под пушистым голубым одеялом. Ее рука была небрежно отброшена ему на грудь, словно не требовалось ни думать, ни примеряться для того, чтобы положить ее туда, держать ее там. Они спали, не пошевелились.
Джулия подходила ближе, пока почти не начала ощущать тепло их дыхания.
Он один раз повернулся, ткнувшись в Сэнди, и она завозилась и свернулась клубочком, пристраиваясь к нему – все во сне.
Джулия медленно повернулась и оказалась перед комодом. Она открыла верхний ящик справа, заваленный бюстгальтерами, чулками, трусиками. Двумя пальцами она извлекла оттуда черные кружевные трусики-бикини, легкие и прозрачные. Задвинула ящик, скомкала находку в руке и вышла из спальни.
На рассвете Сэнди на цыпочках провела Джона вниз по лестнице. Первые тусклые лучи света падали на их лица, оттеняя морщинки и впадины. Джон, полностью одетый, шел за ней неохотно, с ворчанием, держа ее руки в своих, теплых и влажных со сна.
– Тс-с-с-с, – предостерегающе зашипела Сэнди.
– Мне не верится, что ты заставляешь меня это делать.
– Что бы подумали девочки?..
– Наверное, то же самое, что думают сейчас. Они же не слепые.
– Я просто не хочу, чтобы они застали тебя здесь утром, понимаешь?
– С каких это пор ты придаешь значение таким вещам? Ты превращаешься в настоящую маленькую лицемерку, чувствуешь?
– Чувствую, – мрачно ответила она. – Похоже, это входит в перечень моих обязанностей на новой работе.
На самом деле то, что она в своей жизни вырывалась за рамки условностей во всех мелочах, в одежде, в языке, никогда не было только результатом природной склонности, а еще и сознательным выбором, который она делала каждый день из принципа – того принципа, в который она и сейчас верила, но, помимо ее воли, в присутствии детей он становился странно расплывчатым.
