Энн потихоньку выскользнула из комнаты, в то время как Эстелла, подхваченная потоком давно забытых имен – однокашников Энн по детскому садику, друзей своего собственного детства из Буффало, впала в мечтательную дремоту.
…Лишь однажды Сэнди сказала Джонатану:
– Тебе не кажется, что ей нужно видеться с кем-нибудь? Тебе не кажется, что нам следует как-то помочь ей?
И он мгновенно влепил ей пощечину.
– Единственное, в чем нуждается ваша мать, – это я, – сказал он.
Закончив училище, Энн устроилась работать в больницу, в отделение нейрохирургии. Место было не слишком веселое, часто менялся младший персонал, сестры быстро уставали от большого количества смертей, к которому они не были готовы, сколько бы ни изучали труды Кюблер-Росс. За исключением нескольких пациентов со смещенными позвонками, большинство лежало с опухолями мозга, аневризмами или параличами. Каждое утро по всему этажу были слышны вопросы, которые задавали больным: «Вы знаете, какой сейчас год? Вы помните, кто у нас президент?», и тихое, с запинкой бормотание – неправильные ответы.
Измерив объем жидкости, которая за ночь вытекла из черепа миссис Ди Лоренцо по длинной дренажной трубке, Энн делала записи в ее историю болезни, стоя за конторкой в центре отделения реанимации. В углу два врача задавали вопросы Дэвиду Лоуэншону, тридцатисемилетнему мужчине, которому накануне дренировали кисту. Два месяца назад ему удалили злокачественную опухоль, но она уже выросла снова. Доктора рассказывали ему анекдоты, стараясь вызвать у него смех или, по крайней мере, улыбку. «Я не помню, как смеются», – отвечал он вежливым бесстрастным голосом. У него была поражена передняя доля головного мозга и были нарушены правильные реакции при различных чувствах. Когда врачи ушли, он подозвал Энн и попросил что-нибудь почитать – книгу, журнал, что угодно. Это была необычная просьба, мало кто в палате мог просто приподнять голову, не то что читать, и Энн пообещала, что как только у нее появится свободная минута, она что-нибудь поищет для него. Однако, прежде чем такая минута возникла, миссис Ди Лоренцо начала громко кричать, что хочет домой: «Тот доктор, он велит мне сказать вам, она хорошая девочка, отпустите ее», а два санитара привезли на каталке еще одного послеоперационного больного и положили на свободную койку у двери. Потом нужно было раздать обед, кому твердую пищу, кому только жидкую, и отметить в картах, кто сколько съел. Она замечала растущее возбуждение Дэвида Лоуэншона, но ничего не могла поделать. Наконец, когда она подошла к нему извиниться, он взорвался.
