– Нет, конечно, – согласился я, надеясь, что Джерард прикусит язык. – Вы ни в чем не виноваты. Видимо, он был не в себе. Нормальные люди не убивают себя из-за девушки, с которой даже не спали.
– Который час? – спросила Элис.
Джерард опять полез в потаенные глубины своего кармана за ископаемыми электронными часами.
– Полвторого, – сказал он. – По-моему.
Элис улыбнулась сквозь слезы. «Как будто солнце после дождя», – подумал я в совершенно несвойственном для себя духе.
– Какие здоровские часы, дай посмотреть.
Ее рука метнулась к Джерарду неуловимым, как вспышка света, движением, и он воспользовался этим, чтобы, отдавая ей часы, развернуться к ней всем корпусом. Дождь после солнца, подумал я, что было похоже на меня гораздо больше.
– Ух ты, – сказала Элис, – классно! Терпеть не могу тех, кто таскает на себе все эти дизайнерские прибамбасы – главное ведь, чтобы время показывали, верно? И ты молодец – так долго хранишь вещи.
– Мне других не надо. – Джерард расплылся в улыбке, которая, видимо, казалась ему победоносной, но в действительности делала его похожим на какого-то ветхозаветного комика. Видимо, слова Элис ему очень польстили. – Хотя, возможно, неплохо бы, как порядочному человеку, заиметь «Ролекс» или эти новомодные часы с точностью хода до миллионной доли секунды.
– Да, было бы очень стильно, – иронически заметила Элис, но голос ее ничуть не изменился, и это мне понравилось.
– Тогда я знал бы точно, на сколько опаздывает автобус. Так бесит, что приходится все округлять до секунд
Элис рассмеялась. Вероятно, подумала, что он шутит, чтобы подчеркнуть бессмысленность дорогих часов, но шутил Джерард лишь отчасти. Вообще-то он частенько входит в пришедший не по расписанию автобус со словами: «Опоздание на десять минут двадцать восемь секунд. Надеюсь, в карты вы сыграли с удовольствием».
– Нет, нехорошо, нельзя так смеяться. До сих пор не могу поверить, что он мертв, – посерьезнела Элис. Улыбка опять пропала с ее лица.
– Тяжело, да? – сочувственно поддакнул я. Не очень умею сочувствовать. Когда слышу о бедах, постигших близких друзей, первое мое побуждение – превратить все в шутку. Это я понял еще в дошкольном возрасте. Сочувствие мне не идет, в результате я начинаю ахать, как толстая тетушка, говорить с интонациями профессиональной сиделки или ведущих ночных программ на телевидении с их вечным: «Как вы чувствуете себя после этого?»
– Знаете, чего мне сейчас хочется? – сказал Джерард. – Напиться в дым. Что толку горевать, а? Вряд ли Фарли это было бы нужно.
