Когда мы оделись, Тэд предложил перекусить.
— Прямо здесь, в Кембридже? — спросил я.
Он кивнул.
— Мне нужно кое с кем встретиться в Бостоне, — солгал я.
Пожав плечами, он сказал:
— В таком случае пока, — и направился к выходу.
— Я хотел спросить, — едва поспевая за ним, спросил я, как продвигаются дела с длительным прогнозом?
Он улыбнулся.
— Пока что здорово. Подсчеты, которые я делал собственноручно в середине недели, как будто оказались правильными. Сегодняшний утренний прогноз местного Бюро погоды совпадает с моим — только мой, конечно, более детально разработан.
— И к тому же был готов три дня назад.
— Четыре. В нашем распоряжении сейчас компьютер Технологического института, с его помощью мы разработаем детальный прогноз погоды на следующую неделю. Сегодня ночью должны закончить расчеты. Потом предстоит собачья работа — все выверить… для всей страны на восемь дней, от воскресенья до воскресенья.
— Не забудь, в твоем распоряжении половина Метеорологического отдела института и три четверти компьютеров нашего Климатологического отдела, — сказал Тули, распахивая двери раздевалки.
— Так много? Это хорошо, они все нам понадобятся. Даже может не хватить.
— А Россмен знает об этом? — спросил я.
Тэд подмигнул:
— Надеюсь, нет. По крайней мере пока. Если он узнает, сколько человеко-часов мы уворовываем для нашего контрабандного дела…
— Некоторые восточные методы, к которым мы прибегаем, могут показаться ему нежелательными, — сохраняя бесстрастное выражение лица, добавил Тули.
— К пятнице у нас будут готовы прогнозы погоды для всей страны на целую неделю вперед. Тогда я и скажу об этом Россмену… Если получится.
— Почему бы нам не отпраздновать такое событие? — предложил я. — На уик-энд мы могли бы поехать в Торнтон.
— Торнтон?
— Мое фамильное гнездо в Марблхэде.
Тэд взглянул на Тули.
— Прекрасно. А почему бы не поехать? Вполне вероятно, что в следующей уик-энд праздник состоится.
Мы скрепили договор рукопожатием, и я сказал, что попрошу и Барни принять участие в празднестве.
— Я сам поговорю с Барни, — сказал Тэд, и в его голосе прозвучала не то, чтобы враждебность, нет, но было в нем слишком много жесткой решительности.
