Жена Халмади, тоненькая как тростинка женщина с красивым, словно точеным, лицом стояла перед майором, уперши руки в бока. Она готова была бросить вызов всему свету. Сейчас-то уж она выложит все.
- А я и не собираюсь говорить о том, что нужно доказывать! Скажу только то, что своими ушами слышала и глазами видела, все как есть. Кто не хочет, пусть не верит.
- К зачем ты путаешься в чужие дела? Живут люди по ту сторону дороги, пусть там и помирают. Нам-то что за дело.
Однако, видя, что у Бёжике задрожали губы, он только добавил:
- Не узнаю я тебя, Бёжи, ей-богу.
- Маргит Шайго часто заходила ко мне. Придет, сядет и начинает жаловаться. Очень она боялась. Боялась, что муж ее отравит. Она не раз замечала, как он, когда они пили молоко, потихоньку подкладывал в ее чашку какие-то пилюли. И еще белый порошок сыпал, тоже- украдкой. Помню, однажды - зимой было дело - простудилась Маргит отчаянно. Нос у нее заложило, жар поднялся, и она слегла в постель. А муж ей говорит: «Сейчас я тебя полечу, горячего винца приготовлю, с перчиком». И полечил, да с таким перчиком, что она едва богу душу не отдала.
- Право, не узнаю я тебя, Бёжи, совсем не узнаю. Ведь ты никогда не имела зла на этого Шайго.
Майор Кёвеш записал что-то себе в блокнот. Попытка Шайго отравить жену могла в какой-то мере пролить свет на все дело. Но с какой стороны? Однако учесть это надо. Он улыбнулся:
- Оставьте, Халмади. Надо уважать, когда женщина говорит откровенно.
- Ладно,- сказал Халмади.- Если очень уж надо, я готов уважать откровенность даже собственной жены. Только бы из этой откровенности не вышла клевета.
- Клевета? - Бёжике захохотала.- Bсe было так, как я сказала. Слово в слово!
Нервный хохоток ее тут же оборвался.
Глава семьи взял топорик и начал колоть на пороге лучину, чтобы чем-то себя отвлечь и не вмешиваться.
Бёжике, видимо, тоже иссякла. Запал ее еще не угас, но она не знала, что говорить дальше.
- Да, вот еще что. Бил он ее крепко. Рассердится, бывало, за что-нибудь и бьет. И не только в гневе. Когда ночью пьяный домой возвращался, всякий раз колотил ее до полусмерти.
Халмади рубанул топориком по порогу.
- А это тебе, откуда известно, голубка моя? Ты была там? Видела? По ночам ходила?
- Будто ты не знаешь, что я никогда к ним и днем-то не заглядывала. Только вот известно, и все… Маргит сама ко мне прибегала, синяки на руках показывала. А один раз даже на бедре, вот здесь. Большое такое пятно, зеленое. Это он ночью палкой ее отделал, бессовестный!
