И опять стало тихо. Лишь тикали ходики на стене, монотонно отсчитывая время, секунду за секундой.
Федька открыл глаза и тут же зажмурил — так больно было глядеть, точно солнце заглядывало в самое окно. Он уже давно не спал — лежал на диване и думал о Витькином отце...
Извещение о гибели капитан-лейтенанта Шестакова пришло ещё три дня назад, а у Федьки никак не выходили из ума, всё стояли перед глазами короткие, как слова военного приказа, режущие сердце строчки: «...геройски погиб в бою с немецко-фашистскими захватчиками…» Что за ними, за этими горькими словами? Неужели мог погибнуть такой человек?
Федька видел, как подкосились ноги у тети Клавы, Витькиной матери, когда она прямо на крыльце развернула похоронку, закричала истошно: «Ми-и-ша-а! Нет-нет!..» — ii, обессилевшая, убитая горем, повалилась возле не успевшей уйти почтальонши. Потом набежали соседи, появился откуда-то и сам Витька, замер с побелевшим лицом, вцепившись в мать, и их с уговорами, бабьим плачем, причитаниями кое-как увели домой.
Один-единственный раз видел Федька капитан-лейтенанта Шестакова, командира торпедного катера. В самом начале июня, недели за три до войны, — кто же мог подумать, что она вот-вот начнётся? — тот неожиданно приехал в Москву, почему-то очень торопился, пробыл дома всего два дня и уехал назад, в Севастополь. Он так и не взял с собой Витьку, хотя в письмах заверял, что этим летом обязательно увезёт его на Чёрное море. Только сказал на прощание: «Ничего, сынок, ещё увидишь и море, и корабли. Придёт время — покажу. А сейчас нельзя: обстановка не та...» Что означали его слова «обстановка не та...», ребята так и не смогли понять, лишь почувствовали, что таится за ними какая-то невысказанная тревога, связанная, должно быть, с военной тайной.
Витька тогда расстроился: так дожидаться приезда отца, так мечтать о Чёрном море, о боевых кораблях — и вот тебе на! «Обстановка не та...» Федька же, завидовавший ему тайком, даже обрадовался: значит, дружок останется на всё лето в Москве и они будут вместе... Правда, была у Федьки одна неприятность, о которой и вспоминать не хотелось: не совсем ладно вышло у него со школой — завалил весной экзамен по геометрии, и на осень назначили переэкзаменовку. Тогда, в конце мая, эта будущая осень представлялась ему настолько далёкой, что в её приход и не верилось... Но как же скоро прокатилось лето, военное лето, полное тревог, перемен, важных событий, да таких, что за ними о своём-то личном и не думалось — некогда было подумать. Свои заботы в сравнении с тем, чем жили теперь всё, казались ничтожными. А жили теперь все одним — войной...
