Я мысленно отметил, что слова моей кузины произвели на индианку должное впечатление.
– Я же говорил тебе, что обязан Ивану Кутузову своим добрым именем, честью и состоянием, – ответил я.
Мира нахмурилась.
– Не нравится мне все это, – протянула она, поправляя мне галстук. – Фамильная легенда прямо на глазах обрастает все новыми именами и персонажами.
– Я найду этого вампира! – заявил я уверенно. Я сам чувствовал, что начинаю входить в азарт.
– Наверное, – ответила Мира и махнула мне рукой на прощание.
Кинрю спустился за мной следом по лестнице. Он на ходу набросил себе на плечи фризовое пальто.
– Яков Андреевич, – осведомился японец, – вы на самом деле думаете, что эту мистификацию подстроила какая-то отвергнутая девица?!
– Не знаю, – пожал я плечами в ответ. – Даже если Кити не имеет к этому отношения, она может устроить мне встречу с Раневским. Что-то мне подсказывает, что молодой человек может искать у нее утешения.
– Вам виднее, – коротко ответил Кинрю.
* * *
Божена вся лучилась от счастья, когда я вошел в ее роскошно обставленную гостиную. Она, как всегда, была в центре внимания и купалась в лучах своей светской славы.
Два господина вели какой-то важный разговор о политике. Божена то и дело вставляла какое-нибудь веское слово, которое каждый раз принималось на «ура». Она постоянно сыпала фразами на французском. Наконец, Божена Феликсовна заметила мое появление и поспешила ко мне на встречу.
– А я уже думала, что ты не придешь, – шепнула она. – Кити в буфете. Хочешь я тебя провожу?
– Был бы вам весьма и весьма признателен, моя Цирцея, – признался я.
– Пойдем! – повелительно сказала Божена, увлекая меня за собой сквозь анфиладу комнат.
* * *
Особа лет девятнадцати сидела одна на кожаном диванчике и попивала из полупрозрачного бокала ледяной лимонад. На ней было шелковое платье цвета слоновой кости греческого покроя с высокой талией, которое только подчеркивало ослепительную белизну ее кожи. На плечах ее покоилась длинная индийская шаль. Волосы цвета вороного крыла были зачесаны кверху, разделены пробором и спускались вдоль висков по плечам длинными локонами, а на темени они были соединены в несколько пучков, перехваченных нитками жемчуга. Несвойственная юным летам печаль оттеняла ее лицо. В ее взгляде было столько нерастраченной нежности и какой-то необъяснимой романтической грусти, что мне невольно сделалось ее жаль.
– Кити, – живо обратилась к незнакомке Божена, – позволь представить тебе моего кузена. Яков Кольцов – объявила она, – поручик в отставке!
