– Графиня Оленина что-нибудь говорила в беспамятстве? – задал я первый вопрос.
– Да, – кивнула горничная, – что-то про свадьбу, флердоранж и чеснок, – сказала она.
– Про что? Про что? – удивился японец.
– Ну, я же сказала, – Анфиса надула пухлые губки, которые ярким пятном выделялись на ее истощенном лице. – Мне и самой показалось странным, что… – горничная умолкла, но потом продолжила: – Я заметила у барышни на груди осиновый крестик, – сказала она после короткой паузы и часто-часто заморгала ресницами. – Видно правду говорят про графиню, что она умом повредилась! Или и вправду ее нечисть замучила? А? Как вы думаете?
– Имена она какие-нибудь называла? – осведомился я, отпивая из севрской чашки глоток горячего шоколада.
– Называла, – кивнула Анфиса. – Дайте-ка вспомнить, – девушка наморщила лобик. – Она все время Андрея звала, – при упоминании этого имени мы с японцем переглянулись, – и еще какого-то Алекса.
– Что еще за Алекс? – насторожился я.
– Вам, господам, виднее, – развела руками малахольная горничная.
– И скоро графиня в чувство пришла после печального инцидента? – в свою очередь полюбопытствовал мой ангел-хранитель.
– Спустя час, – проговорила Анфиса в ответ. – После этого мать с братом ее домой увезли. Но она была все еще в горячке, – оговорилась горничная. – Твердила, что душа ее проклята на вечные адские муки! Уж и не знаю, что за грех такой на графине, – пожала девушка хрупкими плечиками.
Я сполна расплатился с горничной, поблагодарив ее за ценную информацию.
– И что же такого важного она вам поведала, Яков Андреевич? – усмехнулся Кинрю, когда дверь за Анфисой закрылась. Знатные дамы в кофейне проводили ее удивленными взглядами.
– Еще не знаю, – отозвался я в том же тоне. – Пока ее слова только подтверждают то, что нами уже было услышано!
– И что же теперь вы собираетесь делать? – японец пытливо уставился на меня.
– Отправиться домой пообедать, – проговорил я в ответ.
* * *
Мира встретила нас на у входа в дом.
– Яков, тебя дожидается подпоручик Оленин, – встревоженно проговорила она. – Кажется, он хочет, чтобы ты срочно нанес визит его приболевшей сестрице. Он взволнован, как никогда! – Мира устремила на меня взгляд своих черных бархатных глаз, и я устыдился собственных воспоминаний о княгине Полянской.
Когда мы вошли в гостиную, я заметил, какой восхищенный взгляд бросил граф на мою индианку в темно-лиловом муаровом платье, которое заканчивалось внизу атласным бие. Ее волосы были сколоты черной бархатной токой со страусиными перьями. Мира сжала мою руку, и я почувствовал, что пальцы у нее ледяные.
