Прежде всего бросается в глаза крайняя степень их деморализованности, ужасная усталость и воинствующий индивидуализм. Бойцы костят почем зря командование, их речи кажутся нам изменой. Четвертая рота, в которую меня направляют, состоит по преимуществу из моряков. Мне случалось иметь дело с моряками в 1936 году во время забастовки на Восточном побережье, когда я и еще кое-кто из газетчиков в своих статьях призывали оказывать помощь стачечникам, а в моей бруклинской квартире заседал комитет помощи забастовщикам, организованный моей бывшей женой. Я помню этих славных ребят-забияк, которым море было по колено. А у этих, сегодняшних, жалкий вид, я бы сказал, что они поджали хвосты, будь у них хвосты. Они набрасываются друг на друга, а заодно и на нас, беспрестанно ругаются, сыплют обвинениями, которые вселяют ужас в нас, новичков. Они ни в грош не ставят батальонное начальство (большинство командиров было убито в бою, из которого батальон только что вышел): командира бригады Чопича, его начальника штаба Мерримана и комиссара Дейва Дорана. От них я слышу, что в первом же бою был убит молодой моряк Ричард Тайнен, и вспоминаю, как в тот вечер, когда он уезжал в Испанию, моя бывшая жена пришивала пуговицы к его пальто. Кто-то говорит, что Эрл и Гувер — оба погибли под Бельчите. («Его перерезало пополам пулеметной очередью, я стоял рядом с ним».)
Мы справляемся насчет еды; когда вас кормят, спрашиваем мы. Моряки смеются. Какая там еда! Батальонную кухню разнесло снарядом; конечно, нас может покормить и бригадная кухня, только им не до нас. Ребят пять суток не кормили. Мы узнаем, что бригада уже пять дней кряду отступала через Бельчите, Каспе, Альканьис (здесь частям Листера удалось остановить паническое бегство). Их пять раз отрезали, каждый раз они с трудом прорывались к своим, и снова отступали вместе с ними. Ирвинг Н. ошеломлен, но это отнюдь не умеряет его красноречия.
— Товарищи, — говорит он. — Если я вас правильно понял, вы бросили свои винтовки и отступили?
— Точно, — соглашаются они.
— Но ведь это трусость, товарищи, — продолжает он. — Неужели вы не понимаете, как трудно достается испанскому правительству оружие? Неужели вы не понимаете, что отступать нельзя, мы должны во что бы то ни стало отразить фашистский натиск. Если мы не разобьем наголову фашизм, не за горами тот час, когда…
— Катись ты… — говорит один из моряков; они смотрят на Ирвинга Н. и смачно сплевывают. Я боюсь, что они разорвут его на клочки.
