Я посмотрела вверх на свое окно. Там стояла Мамавера, которая всегда хотела, чтобы у нее был мальчик. Я давно это подозревала, а теперь точно знаю. Она очень хотела мальчика, но мальчик выкинулся. Как же не хочется идти домой!.. Тоскливо озираюсь. Лайма со своим ребенком носится по двору. Я уже собралась забраться в деревянный домик Бабы-яги с двумя слоновьими ногами и там посидеть, но пришел Байрон и сказал, что мы едем к нему на дачу.
Договариваться с мамой пошел он. О их беседе потом доложил. Никаких беспокойств о беспределе на дорогах, пьяных водителях и прочее: едем на метро, а потом на электричке. Хулиганы? В восемь утра в электричках еще нет хулиганов. Они в это время спят. Копят силы для ночных бесчинств. Из припасенных мамой страшилок следующими по списку были бомжи, забирающиеся в пустующие дачи, и дикие волки в лесу. С этим Байрон тоже разобрался. Дача не пустая, мы едем знакомиться с его отцом, он ждет. Волков и днем с огнем не найти, как и леса – поселок недалеко от залива. После такого обоснованного отпора мама тоже захотела познакомиться с Бирсом-старшим, но Байрон и тут устоял. Он сказал, что поведет ее знакомиться со своей матерью. Буквально на днях.
Я помахала маме снизу.
На пороге террасы большого деревянного дома нас встретил высокий худой мужчина.
– Привет вам, дети шпиёнов! – крикнул он, раскинув руки в стороны и сияя весельем. – Милости прошу!
Над его головой висели в ряд прикрепленные к верхней балке грозди калины.
Отец Байрона оказался моложавым, но совсем седым человеком, со странно загорелым лицом и руками.
– Вениамин Бирс! – он осторожно взял мою руку в свою и слегка пожал. Потом обшарил меня глазами и еще больше развеселился. Я пожалела, что не надела парик.
Байрон провел меня в гостиную с камином, я села поближе к огню, а отец с сыном на диван. Они одинаково расслабились, скрестив руки на груди и вытянув ноги. Некоторое время я, опустив голову, осматривала четыре огромные ступни в одинаковых шерстяных носках с веселым рисуночком.
– Это мама вяжет, – заметил мое внимание Байрон и уточнил: – Когда хорошо себя чувствует.
– А когда плохо себя чувствует, она распускает все, что связала, – все так же весело продолжил Вениамин Бирс.
– Да, – кивнул Байрон.
Мы помолчали.
– А вас действительно зовут Лилит? – вдруг спросил Бирс.
Я растерянно кивнула.
– Не Лиля, не Лилиана?
– В паспорте записано «Лилит Марковна Бондарь», – совсем уж глупо объяснила я.
