Князь Тимерийский явно сдавал, меч барона Стига уже не раз свистел в опасной близости от его лица. К тому же барон все наращивал и наращивал скорость и силу своих ударов, и не было на свете человеческого сердца, которое могло бы выдержать этот чудовищный темп.
И все-таки князь Тимерийский продолжал бороться. Большие зеленые глаза его бдительно следили за противником, но уставшее тело уже не успевало за командами возбужденного схваткой мозга. Внезапно князь поскользнулся и упал на спину. Тяжелый меч барона Стига взлетел над его головой, но тут и случилось нечто чудовищное и невероятное, о чем потом долго судачили в славном городе Бусоне. То ли случайно, то ли это была заранее подготовленная Пигалом Сиринским ловушка, как потом утверждали многие очевидцы, но князь Тимерийский вдруг подставил под лезвие несущего смерть меча обрубок дерева или статуэтку – словом, нечто на первый взгляд совершенно бесполезное, однако меч барона Стига вдруг вспыхнул ярким пламенем, а следом загорелся и сам барон. Видимо, боль привела Краулендского в чувство, и он закричал, заметался по арене, к ужасу зрителей. Бросившийся ему на помощь слуга тоже вспыхнул таким же синеватым пламенем, и этого оказалось достаточно, чтобы публика завопила от страха и ломанула, сметая все на своем пути, к выходу.
В чудовищном колдовстве, которое стоило Бусону еще около десятка жизней, унесенных невиданной давкой, обвинили Пигала Сиринского. Всему есть предел, даже терпению народа. Барона Краулендского не любили, но другие за что погибли? Уж коли ты маг и выходишь на публику со своим искусством, так будь добр обеспечить ни в чем не повинным людям безопасность. А то что же это происходит, дорогие сограждане, болтаются тут всякие по благословенной Либии, ни дна им, ни покрышки. Слышались, правда, робкие возражения, что де не Пигал Сиринский начал дьявольское соревнованием, а сам барон Стиг прибег к помощи чародея Зеила, но это были те самые скептики, которым уже били морды за Елену Арлиндскую и теперь добавили еще и за Пигала Сиринского, чтобы знали, за кого заступаться в следующий раз.
Толпа бурлила под окнами дворца Гига Сигирийского, сдерживаемая лишь жиденькой цепочкой имперских гвардейцев. Судя по всему, бусонцы ждали только темноты, чтобы перейти к решительным действиям.
Пигал Сиринский отошел от окна и устало вскарабкался в кресло.
– Не понимаю,– сказал он, жалобно глядя в мрачное лицо кентавра Семерлинга.– Не понимаю, что же все-таки произошло?
