– Все равно порванный, – мягко сказала Флана. – Я бы попробовала зашить, только…
Она хотела сказать, что не очень-то преуспела в работе с иглой и ниткой, но замолчала на полуслове. Слишком уж сердитый взгляд бросил на нее Кир.
– Ну, чего ты злишься? – произнесла она. – Моя вина, что ли?
Делла Тарн молчал и продолжал елозить рукавом по плечу. Жгучий стыд, смешавшись с испепеляющей ненавистью, дает гремучую смесь. Там, внизу, затевая драку со студентом… Как, кстати, его зовут? Антоло, кажется. Так вот, вступая в спор с Антоло, он казался себе значимым, решительным и непогрешимым. А все излишек мьельского.
Теперь хмель ушел.
Остался стыд, досада и презрение к собственной трусости.
Бежал, бросив товарищей, офицеров-гвардейцев!
Неужели он так же бежал бы и в бою, если бы враг начал одолевать? Сбежал бы или нет? Бросил бы вверенную ему полусотню? Или предпочел бы умереть, но не отступить?
Когда отец отправлял его с рекомендательным письмом от капитана т’Глена делла Фарр к генералу Бригельму, грядущее казалось радужным. Производство в чин, успех в аксамалианском высшем обществе, какая-нибудь небольшая война, рост по службе, слава, богатство… Делла Тарны не могут уповать на связи при императорском дворе, сказал отец. Излишка денег тоже никогда не водилось – хоть земля в Тьяле и плодородная, а погода мягкая и способствующая земледелию, но обрабатывать ее еще надо уметь и иметь достаточное количество крестьян. А той захудалой деревушки, которой владели делла Тарны, с трудом хватало, чтобы свести концы с концами обедневшего, но гордого дворянского рода.
Кирсьен мечтал всего добиться сам. Стать, самое меньшее, генералом. Разбогатеть. Жениться на дочери какого-нибудь вельможи из Аксамалы. Играть важную роль при дворе.
И теперь все пошло прахом!
Из-за глупой потасовки в борделе.
И когда?
В первый же день после вручения вожделенного банта лейтенанта.
Разве можно себе простить такое?
Нельзя. И никому нельзя простить.
Наглым студентам – деревенщина деревенщиной, а туда же – спорить с потомственными дворянами. Ансельму, побежавшему со всех ног за стражей, – неужели нельзя было тихонько замять дело? Стражникам, явившимся вовремя и рьяно взявшимся усмирять безобразников. Флане, неуемное желание попасть в комнатку которой толкнуло молодого офицера на спор и драку.
Впрочем, Флану можно и простить. Ведь она спасла его. Именно спасла, другого слова не подберешь. Закрыла дверь за спиной беглеца, а после, когда стражники начали прочесывать заведение фриты Эстеллы вдоль и поперек, буквально затолкала его под кровать – сам Кирсьен, совершенно ошалевший от только что пролитой крови, не соображал ничего и двигался, как зачарованный. Лежа в пыли и паутине, он старался почти не дышать. И все равно в носу щекотало так, что дух захватывало. Но лейтенант сдержался и не чихнул, не выдал себя.
