И тут я впервые высказал свое сомнение в успехе.
— Не повезло нам, — сказал я, повернувшись по ветру, чтобы дядя расслышал. — Боюсь, что…
— …что просверлим «спасителя» насквозь?
Дядюшка метнул на меня такой взгляд, словно выстрелил парой зеленых от злости петард.
— Да нет! Просто мне кажется, что оболочка дойдет до самой середины… Яичко-то, по-моему, крутое…
— Сопляк!
Кровь бросилась дяде в лицо, словно его поставили вверх ногами, и он погрозил звездам своим зонтиком.
— По-твоему, зря молнии бьют в мои тополя? Да пусть… да пусть ни одного из них не останется, пусть этих заказанных молний будет больше, чем черепиц на моей крыше, — все равно не уступлю!
И, подняв лицо к небу, он вызывающе захохотал. С той поры, как космическое яйцо упало на его луга, дядюшка неузнаваемо изменился. Если прежде скупость его была трусливой, то теперь она стала нетерпеливой, обидчивой и буйной до фанфаронства.
На западе опять загромыхало — протяжно и грозно.
— Слышишь? — Дядя с яростью обернулся в ту сторону. — Кто это? Кто мне грозит? Кто там бунтует против меня? Может, кому-то там, наверху, все это дело не нравится? Может, молнией ударит в мой дом? А я и хочу этого! Смотри, ночь чиста, как родник, звезды смотрят нам на руки, пожалуй, любопытства в них больше, чем злости!
— Ну-с, еще один компрессик… — глухо, в нос, прошептал химик. — Да уж, доложу вам, пан Жулиан, мой состав поядовитей, чем серная кислота для желудка…
— Десять компрессов! — разгорячился дядя. — Тысячу! У меня хватит средств, чтобы продолбить яйцо насквозь! Я могу себе это позволить!..
Ураган на десятый день. — «Коза на крыше!» — Гончая Боккаччо. — «Вперед, улитка»!
Это случилось на десятые сутки. Обезумевшее солнце палило до полудня, потом все вокруг разом пожелтело в каком-то мертвенном полусвете. Небо стало зелено-оранжевым, тучи будто занедужили желтухой. Поднялся вихрь — и началось!
Такого никто не упомнит. Белье, перины, домашняя птица, занавески, дранки, сено, водосточные трубы, флюгеры, черепица — все закружилось, перемешалось в воздухе, словно сам сатана правил здесь свой бал. Труба на людской обвалилась, а чья-то коза очутилась на крыше, между двух слуховых окошек. Ураган распахнул окна и дверь, ворвался в лабораторию химика и смел всю его аппаратуру и препараты в угол, превратив их в груду битого стекла.
— Если я это переживу, то наше дело в шляпе, — упрямо твердил дядя. — По тому, как разбушевалась стихия, я догадываюсь, что мы близки к цели! Нынче ночью… А, дьявол!
