— Он у нас с двадцать седьмого сентября.
— Что?! С того самого дня, как вернулась экспедиция?
Ответ на самый простой, не преследовавший никакой тайной цели вопрос вдруг вызвал у меня смутные подозрения.
— Значит… он заболел еще на корабле.
— Простите, больше я ничего не знаю.
Девушка явно насторожилась. Теперь уж от нее ничего не добьешься.
В брошюре ни одним словом не упоминалось, что Хино заболел. Какой же недуг обрушился на начальника экспедиции, что его пришлось госпитализировать немедленно по возвращении на Землю? Или он заболел, как только корабль совершил посадку? Во всяком случае, об этом должны были написать в брошюре.
Я отошел от окошка администратора. Как человек, знакомый с космосом, я чувствовал, что здесь что-то не так.
Член экипажа космического корабля прямехонько с космодрома попадает в больницу, — значит, состояние его здоровья внушает серьезные опасения. Видимо, это нервное расстройство. Такие случаи бывали. Постоянное напряжение, ежеминутное ожидание смерти нередко наносили страшный удар по нервной системе, и человек навсегда выходил из строя. Даже в наши дни совершенная техника, в какой-то степени гарантирующая физическую безопасность, не может защитить душу от потрясения. Вот и случается, что тело продолжает жить, а разум умирает.
Может быть, и с Хино произошло то же самое. Ведь он беспокоился не только о себе — обо всем экипаже, о ценных данных, которые нужно было доставить на Землю. Вот и не выдержал. Печальное завершение экспедиции: с космодрома — в больницу у свинцового моря.
Об этом не написали в брошюре. Уважение и любовь к своему начальнику не позволили его подчиненным упоминать о таких вещах. У кого поднялась бы рука написать: «Начальник экспедиции в пути потерял рассудок»? Хотя в то же время подобное упоминание послужило бы важным и одновременно безжалостным предупреждением для всех последователей. Но члены экспедиции не сделали этого, отдав последнюю честь своему великому и несчастному старшему товарищу.
В моих ушах засвистел холодный, обжигающий ветер. Он дул с бескрайних просторов свинцового моря.
Я решил повидаться с первым штурманом Данаэ. Мне повезло: он находился в космопорте на севере Гренландии. Я воспользовался транспортно-грузовой ракетой, курсирующей над Северной Америкой, и прибыл в Нью-Онтарио, а там пересел на динамоплан.
Прибыв в гренландский космопорт, я тут же пошел в канцелярию. Солнце, отражавшееся от гладкой поверхности ледяного поля, резало глаза. Белое поле без единого темного пятнышка, без единой тени. Ослепительный свет. Впечатление угнетающее.
