Навострив уши, кот, казалось, внимательно слушал.
— Слушаешь, Вася? Молодец! Ты у меня умный! Так вот, промашечка вышла, говорю. Подмешали парню наркотик в кисель, чтоб, значит, сопротивляться не мог, а он их даже в таком виде под орех разделал. Как волк дворняжек. Такой железной воли я еще не встречал. Кстати, почему он не добил второго курсанта, хотя мог, и меня мог убить тогда в камере. Запросто, чего смертнику терять?! Интересно, почему не убил?! — Эта мысль, в которой он раньше не отдавал себе отчета, настолько поразила полковника, что он слегка протрезвел. Действительно, почему?! Васька широко зевнул.
— Спать хочешь, брат? Ну давай. Только допью вот.
Последний стакан сыграл решающую роль. Петр почувствовал тяжесть в ногах, кружение в голове. Мысли снова путались.
— Пшли спать, Васька, — пробормотал он и, покачиваясь, побрел к дивану. Кот улегся в ногах. Артемьев почувствовал, что куда-то проваливается, летит в бездонную пропасть, а к горлу подкатывает тошнота, как при первом парашютном прыжке. Полковник заснул.
Пригрезилось Петру, что находится он в большом зале, где идет суд над ним. Прокурор произносит гневную речь, однако Петр его не слышит, поскольку уши чем-то плотно заткнуты. Он пытается читать по губам, но не получается, какой-то неизвестный язык. Спросить, в чем дело, за что все-таки судят, тоже не может, так как рот забит кляпом. Сзади руки крепко держат невидимые конвоиры. Выступают свидетели обвинения. Петр вглядывается в их лица, но не может различить, кто это: туманные расплывчатые пятна. Вот адвокат. По сравнению с прокурором — маленький, жалкий. Хорошо, хоть такой есть! Есть и свидетели защиты. Их немного, но и на том спасибо. Суд удаляется на совещание. Долгое, томительное ожидание. Мертвая тишина. Публика в зале беззвучно переговаривается, указывает на него пальцами. Одни смотрят сочувственно, другие с ненавистью. Судьи возвращаются. Зачитывается приговор. Какой, непонятно. Его хватают за руки, куда-то ведут. Затем снова полет, тошнота, головокружение… Петр просыпается у себя в постели. В ногах мурлычет Васька.
— Фу-уф, — тяжело вздохнул Артемьев, садясь на кровати и закуривая сигарету.
Некоторое время он курил, гадая, какой же все-таки вынесли приговор? За что судили, теперь вроде стало ясно. Затем, кряхтя, отправился на кухню: громко мяукая, кот потребовал завтрак, а бес пьянства — «лекарство».
Накормив Ваську и опохмелившись благоразумно оставленными вчера ста граммами, полковник снова закурил, припоминая давешний разговор с котом. Сегодня был выходной, можно никуда не спешить. Как ни странно, он помнил вчерашнее до мельчайших подробностей.
