Из толпы бурильщиков выдвинулся коренастый американец с головой, повязанной пестрой косынкой. Ухмыляясь, он протянул Чулкову зажигалку с замысловатыми цветными вензелями.
– Не надо, – сказал Чулков и отвел его руку.
Брамулья обратился к бурильщикам с краткой речью, и бригады, посмеиваясь, вернулись к работе. Инцидент был исчерпан.
И только Кравцов заметил, что у Чулкова дрожали руки.
– Что это у вас с руками? – тихо спросил он парня.
– Ничего, – ответил Чулков. И вдруг, подняв на инженера растерянный взгляд, сказал: – Труба притягивает, Александр Витальич…
– То есть как?
– Притягивает, – повторил Чулков. – Не очень сильно, правда… Будто она магнит, а я железный…
Кравцов поспешил в кают-компанию, где Брамулья заканчивал совещание.
– Эвакуировать плот пока не будем, – говорил чилиец. Он вдруг засмеялся и добавил: – С такими отчаянными парнями нам ничего не страшно.
Штамм пригладил жесткой щеткой льняные волосы и направился к лебедке телекамеры, бормоча под нос что-то о русской и чилийской беспечности.
Под навесом Кравцов отозвал Уилла в сторонку и сообщил ему о том, что услышал от Чулкова.
– Вот как? – сказал Уилл.
Уже четвертый час шел спуск телекамеры. Кабель-трос сматывался с огромного барабана глубоководной лебедки и, огибая блок на конце решетчатой стрелы, уходил в черную воду. Полуголый монтажник из бригады Али-Овсада дымил у борта сигаретой, изредка посматривая на указатель глубины спуска.
Подошел Али-Овсад.
– Папиросу курят, когда гулять идут, – сказал он строго. – Рука на тормозе держи.
– Ничего не случится, мастер, – добродушно отозвался монтажник и щелчком отправил сигарету за борт. – Кругом автоматика.
– Автоматика сама по себе, ты сам по себе.
Для порядка старый мастер обошел лебедку, пощупал ладонью, не греются ли подшипники.
– Интересно, в Баку сейчас сколько времени, – сказал он и, не дожидаясь ответа, направился в каюту телеприемника.
Там у мерцающего экрана сидели Штамм, Брамулья и Кравцов.
– Ну, как? – Кравцов сонно помигал на вошедшего.
– Очень глубокое море, – печально сказал Али-Овсад. – Еще полчаса надо ждать. Или час, – добавил он, подумав.
В дверь просунулась голова вахтенного радиста.
– Кравцов здесь? Вызывает Москва. Быстро!
Кравцов выскочил на веранду.
Плот был ярко освещен прожекторами, лязгали труби у автокрана, слышался разноязычный говор. Кравцов помчался в радиорубку.
– Алло!
Сквозь шорохи и потрескивания – далекий, родной, взволнованный голос:
– Саша, здравствуй! Ты слышишь, Саша?
