Из моего письма Никите Сергеевичу Вы увидите, в чем моя просьба. Может быть, даже ни к чему показывать ему две страницы – я думаю сейчас о его времени. Может быть, Вам удастся просто спросить его в свободную минуту, могу ли я упомянуть в моих воспоминаниях восемнадцатилетнего Бухарина (это для меня наиболее существенно).
Буду Вам бесконечно благодарен за помощь в той работе, которую считаю очень важной, а для читателей, может быть, полезной.
С искренним уважением И. Эренбург”117.
Вот рассказ о дальнейших событиях тогдашнего секретаря Эренбурга Наталии Ивановны Столяровой, записанный мной 28 февраля 1975 года: “Твардовский подсказал И. Г. получить у Хрущева разрешение на печатание кусков о Бухарине в “Люди, годы, жизнь”. Мол, разрешит, так с радостью напечатаю. И. Г. написал письмо Хрущеву и попросил меня отнести его референту Хрущева Владимиру Семеновичу Лебедеву – он теперь умер, хотя и был молод118. Не знаю, почему И. Г. сам не хотел идти119. Он попросил дать письмо прочесть Лебедеву – что он скажет.
Лебедев встал, когда я зашла в кабинет, надел пиджак – что в этих кругах не слишком-то заведено. Прочел письмо и сказал, что у Никиты Сергеевича может быть свое мнение и он его не знает, но ему кажется, что не следует этого печатать – т. к. Бухарин не реабилитирован, народ знает его как врага и вдруг прочтет, как тепло и душевно И. Г. о нем пишет, все шишки повалятся на него. В интересах душевного спокойствия И. Г. не печатать сейчас этого. Конечно, если И. Г. будет настаивать, это напечатают – ведь цензуры у нас нет, – но это не в интересах И.
Г. Лебедев встал и вдруг спросил меня: “А что вы, Наталия Ивановна, думаете об этом?” Я ответила, что вряд ли для него интересно мое мнение, но мне кажется, что надо напечатать – так было, да и события дальние – 1905 год… Прощаясь, Лебедев сказал, что письмо И. Г., разумеется, передаст Никите Сергеевичу”.
Узнав от Н. И. Столяровой об ответе весьма осведомленного в делах такого рода Лебедева, Эренбург понял бессмысленность ожидания ответа Хрущева и счел целесообразным не сообщать о предпринятой попытке Твардовскому, да ему и чисто психологически было бы трудно признаться в получении отказа, поэтому он отправил главному редактору “Нового мира” такое письмо: “17 мая 1960 [года] Дорогой Александр Трифонович.
После нашей беседы произошло в мире многое120. Я не хочу обращаться к Никите Сергеевичу теперь с частной просьбой и не хочу откладывать опубликование книги даже на месяц. Поэтому посылаю Вам начало шестой главы в новой редакции121 – этот текст бесспорно приемлем для Вас и в таком виде, как я его даю, приемлем и для меня. Этим устраняется единственное политическое препятствие.
