Однако не прыщом, а злокачественной опухолью был в Серебрянке Артем Ковалев, сельский староста.
В первую мировую войну он попал в плен к немцам, а затем - на работу к одному помещику. Каторжная это была работа: приходилось гнуть спину от утренней зари до поздней ночи. Привык и к свекловичной похлебке, и к оскорблениям, и даже к побоям. Был у гроссбауэра дом в два этажа под черепицей, были сараи. Все вычищено до блеска, нигде ни соринки, ни паутинки. И коровы, и свиньи лоснились. Даже в курятнике чистота, не говоря уже о дворе.
Правда, все это делал не сам хозяин, а Артем Ковалев с шестью русскими пленными, которые ели и спали в свободном стойле тесной конюшни.
"Вот самому бы так зажить! - все время думал Артем Ковалев. - А что? После войны доберусь на родину и заведу коров, свиней... Да и хозяин что-нибудь пожалует: ведь не напрасно тяну - три года скоро, а платы никакой. Дал бы телушку-пеструшку - пешком повел бы на поводке. Породистые! У нас таких нет. Вот тогда посмотрели бы в Серебрянке, на что гож Артем Ковалев".
Не дал ничего немец-помещик русскому пленному. Даже рабочую одежду приказал снять, почистить и повесить в сарае: дескать, пригодится еще. Выдал он Артему такое барахло, что повесь в огороде как пугало - не то, что воробьи, собаки шарахнутся в сторону.
На обменном пункте военнопленных, когда молоденький комиссар призывал солдат, находившихся в плену, строить новую жизнь и очень красиво рассказывал о ней, думал: "Вот бы на вольной земле и отгрохать такое хозяйство, как у бауэра..."
Неплохо зажил Ковалев только в колхозе: заработки хорошие, детей можно в город посылать учиться, в доме появились швейная машина, велосипед. Плен стал забываться. Только иногда, когда переест на ночь или лишнюю чарку возьмет, снилось ему не само хозяйство, а помещик-бауэр: будто он бьет страшными кулачищами, а у Артема руки и ноги отказали - ни защититься, ни с места сдвинуться...
И вот снова война с ними, с немцами. Теперь-то уж не плен, а только оккупация. Это - ого-о! - не сравнишь. А что, если?..
На стук в дверь немецкий офицер недовольно крикнул что-то.
- Разрешите, господин комендант? - лысоватый русский замер на пороге в полупоклоне.
Коменданта удивила не столько собачья покорность, сколько то, что эти слова были сказаны на его родном языке.
- О-о, да-да! Входите, входите!
Так оказался Артем Ковалев на посту старосты в Серебрянке. Укреплял свою власть кулаком и угрозой, точно выполнял немецкие приказы о заготовке продуктов, поставке рабочей силы и не забывал в то же время единолично распоряжаться оставшимся колхозным добром.
