Она специально припозднилась, чтобы не ошиваться в фойе или в баре, пока народ за столики рассаживают. С кем ей красиво ошиваться, если она никого там не знает?
А опоздала она специально на полтора часа – как раз успеют и за столы присесть, и по три рюмки за крахмальные воротники опрокинуть – глаз замылить да засалить, чтобы на сладенькое потянуло.
Недолго стояла Ритка в проходе.
Сперва ее окликнули из-за столика, где теснилась молодежь – операторы эфира да журналисты с инженерами.
– Эй, красотка, иди к нам, водки нальем!
Потом ее заметил кто-то из питерского начальства – зам генерального по рекламе что ли? Или финдиректор? Они, хоть и были с женами, захотели принять участие в Риткиной судьбе: надо бедненькую девочку разместить-посадить.
– Рита, давай вон туда к нашим, к рекламным агентам, за тот стол!
Но Ритка не хотела к этим надменным.
Ритка хотела сразу в дамки. Сразу в ферзи.
Тихо играла музыка.
Настолько тихо, что не заглушала равномерного лязга вилок и ножей в лапах вечно голодной шушеры – звукорежиссеров.
Ритка решительно отделилась от подпираемого до времени дверного косяка и уверенно направилась в сторону возвышения, где посреди всего торжества сидели Дюваль, Василенко и Жирок.
– Мосье, ву ма ди, ке ву сера дансе авек муа, се ке же вуз анвите, – сказала Ритка обращаясь к Дювалю.
– Тю, вьей кон, кель Белле тю фэр анвитасьон! – воскликнул Жирок, хлопая Дюваля по коленке. – Нё суа па идиот, тю фу!
– Кретан! – глухо отозвался Дюваль, отрывая от стула свой в модных зеленых слаксах французский зад. – А вотр сервис, мадмуазель, – сказал он, уже обращаясь к ней.
И вся модная харчевня жевала и глазела, как эта бесстыжая выскочка из "уличных агентесс" у всех на виду без соли и горчицы схавала их французского руководителя.
Она вела мосье Дюваля между столиками. Проход узкий: она впереди – попочка кругленькая в облегающих розовых штанишках, – а французик позади, как обреченная французская пехота перед переправой через Березину…
Оркестр не дурак – знал, кто в доме хозяин!
Увидав, что самый главный французский главарь-капиталист вышел на танцплощадку, джаз-банда грянула лучшую из своих "коронок".
Рита и здесь повела.
Повела так, чтобы ему казалось, будто ведет он.
– Ву зет формидабль, – сказал он.
А она…
А она вдруг легонечко пробежала пальчиками по его лицу.
Одними только мягкими подушечками легчайших пальчиков своих. Пробежала. Этакая настолько мимолетная ласка, что и непонятно, была она или почудилось?
