– Ну ты брат даешь! – фыркнул Вольф, – у тебя получается что русские девицы все прям ангелы святые, а знаешь что наш исконно русский царь будучи единородным сыном Голштинского немца Петра Федоровича и немки Катрин Великой, предпочитает все же фрёйлинками к себе брать девочек из русских фамилий, вот и нынче мы в эскорте были, в Смольный институт государя сопровождали, знаешь кому новые шифры жалованы? Думаешь немкам или француженкам? Отнюдь! Азаровой и Завадовской.
– Что дозволено Юпитеру, то не дозволено быку, – задумчиво сказал Машков.
– Что? – переспросил Краузенберг.
– Святое дороже, – коротко ответил Машков.
– Пояснись, – крикнул из своего угла Вольф.
– А то, что ненадкусанное, менее доступное и поэтому более ценное, оно гораздо дороже, чем доступное и площадное, – сказал Машков и залпом выпил весь стакан до дна.
Действительно, он в этот вечер и напился и проигрался.
А потом, напившись, поехали на Пески в слободу к цыганам.
Платил Забродский. Сунул старому цыгану Василию, что был в слободе навроде барона тысячу рублей ассигнациями.
Василий гикнул, цыкнул, зыкнул и вмиг набежало цыганское племя, набежало, завертело, закрутило. Юбками разноцветными, руками тонкими, нежными загорелыми, глазами черными, жгучими, улыбками сладкими, манящими…
Это были не таборные девушки, которые с наступлением вечера не могут даже отойти от своего шатра.
Музыка стихла. Машков, хмельной сверх меры, поискал глазами гитару. Гитары не оказалось. Куда-то их все унесли. Тут Варвара ему глаза ладонями закрыла.
– А зачем тебе гитара, – ножка выскользнула из складок платья, соблазнительная ножка.
В самом деле, зачем, удивился сам Машков своему капризу. Встал и двинулся за ней, чувствуя, как хмель проходит.
Какой-то цыган ревниво сверкнул глазами ему навстречу и укатился вглубь дома.
– Он меня прирезать хочет! – пожаловался Машков Варваре, которая не отпускала его руку.
А ручки у нее холеные – прямо на загляденье. Как у дворянки ручки. Не хуже.
Такая ручка, словно на картине. И что эти ручки умеют, что за блаженство они могут подарить тебе. Машков вздохнул нетерпеливо, и внутри все заныло в предвкушении блаженства.
Забродский кивал ему из своего угла, с какой-то гаденькой усмешкой. Или ему чудилось?!
Забродский, который махался с самой Дашей Азаровой, не брезговал и цыганскими ласками. Странный Забродский. Вот если бы Машкову досталась Азарова, он бы и не думал ни о ком другом. Даже если бы сама Венера явилась к нему, и смотреть бы не стал. А если рассудить по-другому, то Варя и не хуже нисколько Венеры. Мысли Машкова путались весьма прихотливо, но друг другу нисколько не мешали.
