- Не надо волноваться в отношении Ванды, - обратилась к ученому незнакомка. - Она совершенно безвредна.
Но Жоаким все равно еле осмеливался дышать. Дрожащим голосом он попытался объяснить свое состояние:
- Это же сущий ад, мадам... Вы меня завлекли в преисподнюю.
- Вы ошибаетесь, Мэтр-био. Поверьте мне, вы довольно быстро справитесь с этим неприятием нынешней действительности. Это вопрос привыкания.
Ученый судорожно вцепился в подлокотники кресла. Наклонился несколько вперед.
- Чего конкретно вы добиваетесь от меня? Объясните мне, и поскорее. Я постараюсь управиться в самом спешном порядке, и тогда вы вернете мне свободу, не так ли, мадам?
- Зовите меня Марта, - откликнулась женщина.
Она тонко улыбнулась, добавляя:
- А что вы называете свободой, Жоаким? Заметьте, здесь нет никаких Священников-Инспекторов, ни Его Высокой Осторожности. Впрочем, когда у меня отпадет надобность в вас, то можете поступить, как вам заблагорассудится, вернуться на Венеру или остаться здесь.
Жоаким прочистил горло.
- Можно ли узнать... э-э-э... Мне сказали, что у вас больна дочь?
- Она умерла.
Хозяйка замка чуть не разрыдалась при этом, но сумела сдержать себя, уточнив:
- Это случилось во время вашего полета сюда.
- Надеюсь, вы не рассчитываете на её воскрешение? - спросил, выдержав небольшую паузу, Жоаким.
Прекрасная Марта стиснула зубы и вдруг с неистовой силой выпалила:
- Вот именно! Или скорее... Встряхнув шевелюрой, она продолжила уже в более спокойном ключе:
- ...сделать нечто подобное. Я внимательно прочитала кучу старых книг. В них говорится о возможности размножения человека как бы черенками. Вам, Жоаким, удалось этого добиться сначала с моллюсками, а затем и с земноводными. Я же прошу вас попытаться провести подобный эксперимент с моей дочерью. Разумеется, я понимаю, что вы не в силах оживить труп. Но вы в состоянии создать новое существо, во всех отношениях идентичное моему ребенку, то есть вызвать к жизни сестру-близнеца, появившуюся чуть позже оригинала.
- Так вот, значит, в чем дело! - задумчиво протянул Жоаким.
Если даже допустить, что такое вообще было возможно, то непременно возникала удручающая проблема, связанная с моральными категориями. Имеет ли кто-либо право касаться святых, движущих человеческой жизнью сил в целях порождения существа без отца и матери? Ученый почувствовал, как в нем оживают все угрызения совести, заложенные венерианским воспитанием.
И тут его осенило. Он обратился к собеседнице:
