– Вы говорите, как следователь…
– А следователь ваш, меж тем, не дурак. И он отлично понимает все то, что вы мне сейчас сказали, без ваших объяснений. Скажите, кто-нибудь, кроме вас двоих, мог видеть… То есть это даже неважно – положим, никто не видел. Кто-нибудь знал, что у вас с этим человеком есть какие-то отношения? В любой степени – флирт, взаимная симпатия, совместное времяпрепровождение? Кто-нибудь, из ваших сослуживцев, может рассказать следователю, что вы с этим человеком в дружбе?
– Да все знали. Я еще когда в колледже училась… В общем, я тогда только мечтала… Но все знали в аэропорту. А потом он взял меня к себе в экипаж…
– Ну тогда я не сомневаюсь, что ваш следователь уже знает, как его зовут – скрывать тут больше нечего.
– Вот поэтому я и не буду ничего говорить. Если я этот пакет купила в переходе – они ничего не смогут доказать. А если скажу что-нибудь еще…
– И вы категорически настаиваете на том, чтобы этот факт не был обнародован в суде? Вам же за него сидеть придется.
– Я понимаю. Но я буду настаивать. Я ничего против него не покажу, никогда.
– Ну конечно, вас же учили… И письма не читать, и друзей не предавать…
– Разве это плохо?
– Что учили?
– И что учили, и вообще… Не предавать.
– Да хорошо, хорошо, кто спорит. Вообще – хорошо, а для вас – плохо.
– А как я тогда потом жить буду? Вы умный, вы взрослый, вы бы… вы бы стали говорить, что это ваша дочь, если бы это была ваша дочь?!
– А он? А он как потом жить будет? Сможет?
Тут я замолчала надолго – потому что плакала. Плакала молча, согнувшись на своем прибитом к полу стуле, свернувшись на нем, как мешок, как узел, без рук и ног, и уткнувшись лицом в стену. Адвокат походил кругами, потом налил мне воды и, изловчившись, сунул стакан в руку. Утешать не утешал, но хоть не говорил ничего – и то хорошо. Потом я наконец пришла в чувство и сказала, что готова говорить дальше.
– Да что говорить-то. По существу это тупик. Я, конечно, постараюсь, сделаю все, что смогу, но будет очень-очень сложно. Даже если отстаивать эту версию с переходом. Скажите, вам следователь про очную ставку что-нибудь говорил?
– Говорил. Только не сказал, с кем.
– Ну, можно не сомневаться, что с членами экипажа. Так что, вероятно, скоро вы его увидите, этого человека.
Об этом я думала со вчерашнего дня все время. Я очень на это надеялась.
– Будем надеяться, что этот человек… Что он будет мужчиной. Я вас только об одном прошу – если он на очной ставке, при вас, скажет, что это он положил вам в сумку этот пакет, – не отпирайтесь.
