Он успел все. Даже пообедал вместе с труппой и проводил «Вертеп», за которым прислали роскошный аэрокатер.
Через пятнадцать минут за ним прибыла «стрекоза» помпилианца.
— Мы подлетаем, — обернулся через плечо раб. — Здание Имперской военно-космической школы прямо по курсу. Голос раба звучал неестественно. Не так, как у мар Шармаля-старшего или у голема, — иначе. Все вроде бы на месте: интонации, легкая шепелявость, усталость, сквозящая в каждом слове. И тем не менее… Словно за штурвалом сидела выгоревшая изнутри оболочка, исполнитель ряда строго очерченных функций, безропотно повинуясь чужой воле.
Кукла.
Не оригинальная марионетка, произведение искусства, созданное руками мастера, глядя на которую забываешь о нитях и ведущем куклу невропасте — настолько чертовка жива и самобытна. Не перчаточный Кюхель, тряпичный потешник, древний и вечно юный задира. Тетушка Фелиция делала марионетке глаза в последнюю очередь, говоря, что с глазами кукла «получает душу» и больше ничего переделывать нельзя, чтобы не причинять лишней боли. А Кюхеля с силой бросала на стол — в зависимости от того, как кукла ляжет, тетушка определяла, живет создание своей жизнью или его надо отправить в корзинку для отходов…
За штурвалом «стрекозы» сидело дитя конвейера.
Серийная штамповка.
Никто, и звать никак.
— Мы подлетаем, — повторил раб. — Прошу пристегнуть ремень.
Тарталья глянул вперед, ожидая увидеть помпезное здание с колоннами и мраморными террасами. Что-то вроде виллы мар Шармаля, только раз в десять больше… Он ошибся.
Из горы росла крепость. Самая настоящая цитадель. Не прилепилась к склону, на манер лишайника или ласточкиного гнезда — гора и крепость составляли одно целое. С трудом понимаешь, где заканчивается творение природы и начинаются шедевры фортификации, возведенные адским трудом рабов. Утесы, похожие на бастионы; меж них умело маскируются бастионы, смахивающие на утесы; ряды узких бойниц, утопленные в базальт трехъярусные батареи плазматоров, энергопоглотители, щиты-антилучевики…
И ни малейшего намека на вход!
«Стрекоза» летела на скалы, не сбавляя скорости. У Лючано появилось скверное подозрение. Должно быть, легат передумал и приказал рабу размазать «стрекозу» вместе с дерзким невропастом ровным слоем по периметру школы. А потом все спишут на несчастный случай.
Перекрывая шум ветра, впереди раздался лязг. Из скалы выполз стальной язык посадочной плиты. «Стрекоза» резко затормозила, повисла в воздухе и мягко опустилась на плиту, прилипнув к ней присосками шести металлопластовых лап.
