Полковнику Удэ, или Филопомену, было тридцать лет. Это был изящный и любезный кавалер. Обладая красивым лицом и приятными манерами, он постоянно вертелся около женщин, делая вид, будто не интересуется ничем, кроме успеха среди них. Но под маской опасного дон Жуана Удэ сумел затаить как пламенную ненависть к Наполеону, так и холодную расчетливость заговорщика. В день заседания, на которое мы пригласили присутствовать читателя, его не было в Париже. Приказ императора заставил его отправиться в Безансон, где стоял его полк, так как война была неизбежной и предполагалось сосредоточить в Франконии войска.
Членами собравшихся в сарае филадельфийцев «высшей степени» были по преимуществу все старые республиканцы. Двух из них мы уже встречали раньше – эго Марсель и маркиз де Лювиньи.
Во время республиканских и консульских войн Марсель продолжал оставаться все тем же философом-космополитом. Он проклинал войны и возлагал ответственность за них на полях сражения на императора. Мечтая о всеобщей республике, основанной на братстве и мире, в которой, сложив руки, люди встречались бы только для обмена продуктами труда и для веселых праздников, Марсель одним из первых вошел в общество филадельфийцев. Он стал секретарем общества и носил имя Аристотель.
Другим знакомым нам сочленом был здоровенный, коренастый парень с энергичным лицом, рассеченным длинным шрамом. Все его манеры изобличали в нем человека не слова, а дела. Это был маркиз де Лювиньи, муж той самой жирной авантюристки-помещицы, матери Ренэ, от интимности которой, ставшей чересчур тяжелой, граф Сюржэр сбежал в Кобленц. Будучи пламенным роялистом, маркиз де Лювеньи после вандейских войн был шуаном в Бретании и Нормандии. Он чуть-чуть не попался вместе с Кадуалем и Фроттэ и спасался бегством в Англлию, только каким-то чудом. Вернувшись после амнистии во Францию, он замешался в дело адской машины (как назвали потом заговор против Наполеона, которого Кадуаль хотел взорвать при помощи адской машины) и вступил в число членов общества филадельфийцев во имя непримиримой ненависти, которую питал к Наполеону. Будучи тайным агентом Бурбонов, маркиз де Лювеньи с большой ловкостью и осторожностью защищал в этом республиканском сообществе роялистские интересы.
Люди, пустившиеся в это ужасное предприятие, в конечной цели его видели только в случае успеха ниспровержение империи и восстановление республики. Но старый начальник шуанов, более дальновидный, говорил себе, что смерть Наполеона могла принести пользу только Бурбонам, и, изо всех сил поддерживая проекты своих республиканских друзей, с радостью думал, что в случае если филадельфийцы восторжествуют, то образом правления во Франции станет не республика, а реставрация монархии, потому что со смертью великого военного гения страна будет отдана во власть иностранцам, побеждена, обезоружена, лишена покровов былой славы.
