Дрожа от гнева, Раф сделал шаг к ней. Сопровождающие ее мужчины инстинктивно приблизились, собираясь в случае необходимости прийти на помощь. Глаза женщины насмешливо смотрели на Рафа сквозь прорези в маске. У нее были странные глаза. Переливчатые и серые.
Его взгляд завлек ее. У него были черные глаза, окруженные длинными черными ресницами, что делало их необычно большими. Черные густые брови угрожающе сомкнулись.
Фоска обратила внимание на руки крепкого, широкоплечего, вместе с тем стройного человека – крупные, грубоватые, с ногтями, никогда не знавшими маникюра. Одежда его вызывала смех: красная атласная шляпа на макушке непричесанной густой шевелюры, вместо мужских туфель-лодочек солдатские ботинки, свободные панталоны и черный сюртук, плотно облегающий широкие плечи и узкий в рукавах. На нем была довольно чистая рубашка, хотя и без кружев.
Фоска рассматривала эту необычную личность, ее красивые губки сложились в презрительную улыбку, но внутри она вдруг почувствовала странное тепло. Ей казалось, что, кроме них, в комнате никого нет и что он собирается прикоснуться к ней. Удивительно, однако такая мысль не вызвала у нее отвращения.
Фоска больше не могла выносить его пылающий взгляд. Она отвернулась и что-то сказала Джакомо. Когда она снова перевела на него взгляд, мужчина уже уходил, быстро направляясь к выходу. Толпа поглотила его. Сердце Фоски громко стучало, в груди закололо. Она забыла сделать вдох.
* * *
Оказавшись на улице, Раф был взят в полон все прибывающей, приветствующей его толпой. Находившиеся вне здания люди каким-то чудом уже узнали все, что он сказал в зале сената, и встречали его как героя. С ликующими криками они подняли его на руки и понесли. Женщины прорывались к нему, чтобы поцеловать, прикоснуться. Его красная шапка слетела.
Фоска и ее чичизбео пили кофе у Флориана. Ее утреннее дурное настроение исчезло, испарилось в никуда. Из-под нижнего края маски алели щеки, глаза сверкали.
Джакомо тяжело вздыхал.
– Он их уже держал в своих руках и послал к черту. Теперь ему больше никогда не получить судов. Они, по-видимому, конфискуют «Магу», а вместе с ней и долю моего груза! Что с ним случилось? Разве он не понимает, что революционное витийство сейчас не в моде?
– А я не услышала в его словах ничего революционного, – заметила Фоска.
– В них громче звучало предательство, чем революционность, – решил Антонио. – Тот момент, когда вы рассмеялись над ним, Фоска, незабываем. Вы его просто обескуражили.
