Это было невероятно.
Когда мы прорывались через облака, нас настигла снежная буря, и большую часть времени вообще ничего не было видно, а когда кое-какая видимость появилась, это были свинцово-серые контуры замерзшей чужой планеты. Когда Зиги в очередной раз энергично направил нос самолета вниз, он мог бы с той же вероятностью сбросить машину в море, но вдруг появились посадочный крест и полоса, хотя и ужасно короткая. Капитан с грандиозной решительностью направил самолет через все шквалы точно в начало этой полосы. Грохот был немного больше обычного, но на этом все и закончилось.
С безумными чувствами, но зато триумфально, мы достигли Готхаба. На виде с земли все это тоже выглядело давно замерзшей унылой планетой.
Поскольку мне было очень жаль юношу, заправлявшего самолет, то захотелось сказать что-нибудь приятное, и мне пришло в голову: «Nice place here».[9]
В ответ на это молодой человек просиял среди снежной бури и ответил с поразительной убежденностью: «Yes. Only the weather is bad».[10]
Эта относительность понятия «приятное место» дала мне большое поле для размышлений. Происходит ли с другими так же? Например, Тироль мне кажется замечательным, а Сенна, который родом из Рио, думает: «Вот бедняга».
Мы покинули Готхаб курсом на Исландию, которая показалась нам тропическим островом. Из Кефлавика мы полетели в Лутон, наиболее оптимальный для Сильверстоуна аэропорт, предназначенный для реактивных самолетов. Была точно полночь.
Следующие два дня я тестировал активную подвеску McLaren и несколько аэродинамических нюансов. Я надеялся еще на секунду приблизиться к Williams, но это было иллюзией.
С официально объявленным теперь уходом Honda команда McLaren оказалась перед очередным препятствием, да еще Сенна сказал Рону Деннису, что он покидает его и уходит в Williams. Правда, эти разговоры пока оставались секретом, прежде всего благодаря политической власти Алена Проста, который без помех хотел получить свой четвертый чемпионский титул. В 1993 году Сенна должен был остаться в McLaren, как выяснилось, с моторами Ford, а также со странным контрактом, который действовал только от гонки до гонки.
Так мы выступали в 1993 году в разных командах, Сенна в McLaren c не очень хорошим двигателем Ford (и, в конечном счете, не имея шансов против Проста в Williams-Renault), а я в Ferrari.
Тем самым отпала последняя крупица холода в отношениях, который почти неизбежен внутри командной «упряжки» в Формуле 1, и осталась только ничем не отягощенная дружба. Благодаря нашему общему другу по фитнесу Йозефу Лебереру уже давно образовался треугольник, в котором развилась «шутливость», какой Сенна просто не знал. Под словом «шутливость» я имею в виду легкость тонов общения, смех над всеми теми ситуациями, которые не касались на полном серьезе нашей работы. Это такой вид повседневного пройдошества, из которого развивается небольшая художественная форма, которая в конечном счете становится для посвященного обычным состоянием. Для меня это состояние было нормальным, поскольку я всю жизнь ни к чему другому и не привыкал, но для Сенны это было новое качество жизни, раз оно освободило его от постоянной необходимости быть очень серьезным, характерным и политически корректным, как положено мировой звезде.
