Смерть на брудершафт (Фильма 3-4) | страница 44
— Ну что, Архип Леонтьич, — произнес жандарм, присаживаясь на корточки, — картина ясная… Этот того пырнул, а этот этому ответил тем же…
Тем временем в коридоре между двумя командирами продолжался разговор, прерванный приездом дознавателей.
Изъясняться шепотом полковник не умел, и поэтому казалось, что он шипит от злости, хотя Крылов и очень старался не выходить из рамок корректности.
— Уж от кого, от кого, но от вас… Вы знаете, я никогда не совался в вопросы вашего внутреннего режима. Я полагал вас за ответственного человека… Пьяная поножовщина! И где! В моем отряде! Вот что я там скажу, дорогой мой. Инструкция не инструкция, начальство не начальство — мне все равно. Отныне вы и все ваши подчиненные беспрекословно выполняете мои, и только мои, приказы! Я не намерен вмешиваться в боевые и инженерные дела, но во всем, что касается дисциплины… И никаких возражений!
Рутковский и не думал возражать. Он стоял с совершенно убитым видом, готовый безропотно перенести любые кары.
— Господин полковник, я кругом виноват… Я ведь пилот, никогда прежде никем, кроме самого себя, не командовал… Мог ли я вообразить? Старший унтер-офицер Сыч действительно имел склонность к горячительным напиткам… Но ведь у нас как? Если толковый человек, то непременно пьяница…
Покаянные речи штабс-капитана смягчили Крылова.
— Федор Сергеевич, голубчик, — перешел он с официального тона на укоризненный. — Вам такое большущее дело доверено! Ведь завтра смотр, на котором решится судьба «Муромца»… Я со своей стороны, конечно, сделаю, что могу. Отправлю рапорт кружным путем, через штаб корпуса. Пока он пройдет по всем инстанциям, смотр уже минует. Но ведь не в том дело! Порядка у вас настоящего нет, вот что. Хотите обижайтесь, хотите нет, но отныне извольте считать всю вашу команду как бы под домашним арестом. За пределы территории без моего дозволения ни шагу. Касается всех, в том числе господ офицеров и лично вас. Сегодня совершите тренировочный полет в моем присутствии, и милости прошу обратно под замок. Готовьте машину и команду к смотру.
— Слушаюсь, господин полковник…
Не менее виноватый вид, чем у проштрафившегося штабс-капитана, был у Тимо Грубера, который стоял вместе со своим господином за воротами секретной зоны. Во всей толпе только они двое знали, что стряслось минувшей ночью.
— Это мой злой зудьба, — тихо бубнил слуга из-за плеча Зеппа. — Я есть не везущий человек. Зовсем не везущий… Кто мог думать? Ви сами говориль: будешь эсте из Ревель — больше ты ни на что не годный.
