Дитя миссионера | страница 18
- Яхан! - говорит она. -Да?
- Почему Двоюродных так называют?
- Потому что мы все родня, - отвечаю я. - У меня на родине, когда народу становится слишком много и пастбищ не хватает для стабосов, часть рода уходит на другое место и там устраивается. И Двоюродные были нашими дальними предками. Звезды для них как острова. Некоторые прилетели жить сюда, но была война, и корабли перестали прилетать, и корабли наших предков состарились и не могли больше летать, и мы забыли о них, остались только легенды. Теперь они нас снова нашли.
- Й они нам помогают? - спрашивает она.
- На самом деле нет. Они помогают почти что только верхним людям.
- Верхние люди - кто это? - спрашивает она. У южан нет слова для этого понятия, и потому я всегда говорю эти два.
- Верхние люди, старики, которые всем правят и у которых есть серебро. Гильдейцы, они вроде верхних людей.
- И ты тоже был верхним человеком? - спрашивает она. Я смеюсь, и бок отзывается болью.
- Нет, деточка. Я - невезучее дитя невезучих родителей. Они верили, что некоторые из Двоюродных нам помогут, нас научат. Но верхние люди не любят, когда еще у кого-нибудь есть сила. И они послали армию и убили мой род. Пока не пришли Двоюродные, было лучше.
- Орден говорит, что Двоюродные - это хорошо; они приносят дары.
- За эти дары мы платим, - отвечаю я. - Кракеновой краской, рудами и землей. И нашим образом жизни. Там, куда приходят Двоюродные, становится плохо.
Темнеет. Хальци заворачивается в мой плащ, а я съеживаюсь возле румпеля. Не то чтобы лодка требует слишком пристального внимания: дует легкий ветерок, и море спокойно (кажется, кто-то нам ворожит, хотя мы и напали на мальчика в зеленом балахоне, чтобы завладеть лодкой), но она все равно слишком мала, и другого места для меня нет, так что я остаюсь у румпеля.
От брызг все время мокнет левое плечо, ветер высасывает из меня остатки тепла.
- Хальци!
- Чего? - бормочет она с носа сквозь сон.
- Мне что-то нехорошо, детка. Ты не могла бы сесть рядом и поделиться со мной плащом?
Она колеблется - я этого в темноте не вижу, но чувствую. Она меня боится, и мне это неприятно» А если подумать, даже смешно.
- Мне нужно только согреться, - уверяю я ее. Она ощупью движется к корме.
- Плащ твой, - говорит она. - Можешь забрать его, когда хочешь.
- Я думаю, его нам хватит на двоих, - говорю я. - Садись рядом, румпель будет между нами, и ты можешь прислониться ко мне и поспать.
Она осторожно садится рядом (лодка чуть качается от ее движений) и набрасывает плащ на плечи нам обоим. Прикоснувшись к моей руке, она отдергивается.