– Мне помнится, я видела и другое лицо... так давно, так много лет тому назад, – сказала она. – Я всегда надеялась и верила, что это было лицо моей матери. Когда я была еще маленькой девочкой, то жила в доме, стоявшем на берегу большой реки. Это была, я думаю, река Гудзон. Генерал Фордибрас бывал у нас в доме. Я была так мала тогда, и меня удивляет, что я все это помню.
– Вы покинули этот дом, – сказал я, – и поступили в школу. В Америке это было или в Лондоне?
– Сначала в Нью-Йорке, потом в Лондоне, а окончила я образование в Париже. Я вышла из заведения три года тому назад, и с тех пор мы объездили весь свет. Генерал Фордибрас никогда не остается долго на одном месте. Он говорил, что имеет слишком беспокойный нрав. Я не знаю, доктор Фабос... я отказалась от всяких размышлений об этом.
– И ненавидите меня за мои вопросы. Я постараюсь, чтобы они побыстрее кончились. Как давно знаете вы мистера Аймроза и где вы в первый раз встретились с ним?
Вопрос этот смутил ее. Я видел, что она без удовольствия отвечает на него.
– Не говорите, пожалуйста, о мистере Аймрозе. Я боюсь его, доктор Фабос. Мне кажется, я боюсь его больше, чем кого бы то ни было из известных мне до сих пор людей. Если со мной случится несчастье, то виноват в нем будет мистер Аймроз.
– Естественная антипатия. Когда-нибудь, Анна, вы поймете все это и поблагодарите Бога, что к вам на остров явился чужой человек. Я сам буду иметь дело с мистером Валентином Аймрозом. И вам не нужно будет больше бояться его.
Она не поняла меня и забросала множеством вопросов. Некоторые из них были необыкновенно тонкие, но все направлены на одно – она желала бы знать все самое хорошее и самое плохое из прошлой жизни этого человека и какое участие принимал в ней генерал.
На это я ответил, что не могу быть судьей, пока не узнаю всех за и против в этом деле.
– Очень может быть, что его самого надувают, – сказал я, – время откроет истину. Вы говорили мне, что обязаны ему за ту доброту, с которой он относился к вам в детстве. Я не забуду этого, когда наступит день возмездия. Я не забуду, Анна, никого, кто был добр к вам.
Мне было так приятно видеть ее благодарность, которую я много раз замечал в течение длинных часов этих опасных дней. С утра до вечера была она моей спутницей в саду. Я узнал ее так, как редко приходится мужчине узнать женщину, которая не жена ему. Она делалась все более и более доверчивой ко мне; веселый смех ее музыкой разносился по долине, голос ее звучал в ней, как песня, она царила в ней, как божество. Я знал тайну ее доверия и тайна эта – моя. Я решил хранить ее как сокровище до того далекого дня, когда она откроется. Мои заботы были слишком тяжелы, чтобы я захотел разделить их с нею. Яхта моя, друзья мои, Окиада, где все они? Что случилось там, за этой чудовищной завесой гор, за этой пропастью, скрывавшей весь остров от нас? Неужели они ничего не предприняли, мои товарищи, которым я так верил? Возможно ли, чтобы мой верный Окиада покинул меня? Я ни минуты не верил этому. Глаза мои говорили, что это неправда, какой-то голос говорил мне это. Я знал это, как человек, читающий книгу судьбы... образ, мелькнувший на воде, знак, в значении которого нельзя ошибиться.
